Краем глаза

2 января 1968 года, за четыре дня до дня рождения, Бартоломью Лампион отдал свои глаза ради спасения жизни, погрузился в темноту безо всякой надежды вновь насладиться красотой окружающего мира. Во всяком случае, в этой жизни.

Глава 62

Пол Дамаск шагал по северной части побережья Калифорнии, от Пойнт-Рейс-Стейшн к Томалесу, Бодега-Бэй, Стюартс-Пойнт, Гуалале, Мендосино. В некоторые дни он проходил по десять миль, в другие — по тридцать.

3 января 1968 года Пол находился примерно в 250 милях от Спрюс-Хиллз, штат Орегон. Он не знал, что до этого города не так уж и далеко, не знал в тот момент, что Спрюс-Хиллз станет целью его путешествия.

С решимостью героев столь любимых им приключенческих романов, Пол шагал в солнце и дождь, в жару и холод. Его не останавливали ни ветер, ни молнии.

За три года, прошедшие после смерти Перри, он отшагал тысячи миль. Учета не вел, потому что не собирался ни вписывать свое имя в Книгу рекордов Гиннесса, ни что-либо доказывать себе или кому-то еще.

В первые месяцы его марш-броски не превышали восьми или десяти миль: по берегу, на север или на юг от Брайт-Бич, или в глубь материка, к пустыне за холмами. Он уходил из дома и возвращался в тот же день.

Первое, более продолжительное путешествие пришлось на июнь 1965 года. Он отправился в Ла-Холью, к северу от Сан-Диего. Нес слишком тяжелый рюкзак и надел брюки, хотя для столь жаркой погоды куда больше подходили бы шорты.

То было первое и, на этот момент, последнее путешествие, которое Пол предпринял с определенной целью: он хотел свидеться с героем.

В журнальной статье о герое мимоходом упоминался ресторан, в котором иногда завтракал этот великий человек.

Выйдя из дома с наступлением темноты, Пол шел на юг, вдоль Прибрежной автострады. Его обдавало ветром от проносящихся мимо автомобилей, он слышал крики голубой цапли, шелест травы и листвы, с моря дул соленый бриз, мерный рокот прибоя. Без особого напряжения он добрался до Ла-Хольи на заре.

Ресторан не производил особого впечатления. Зато вкусно пахло жарящимся беконом, только что сваренным кофе, выпечкой. И все сверкало чистотой.

Удача благоволила Полу: в это утро герой завтракал в ресторане. Он и еще двое мужчин о чем-то оживленно беседовали за столиком в углу.

Пол сел в дальнем конце ресторана. Заказал апельсиновый сок и вафли.

Короткая прогулка до столика героя страшила Пола куда больше, чем проделанный им путь. Он — никто, фармацевт из маленького городка, все чаще отсутствовавший на работе, полагаясь на своих служащих. Он ничего не совершил, никого не спас. Он не имел права отнимать время у этого человека, а теперь понимал, что у него не хватит духа даже подойти к герою.

И однако (как это произошло, Пол вспомнить так и не смог) он поднялся, закинул рюкзак за спину и пересек зал. Трое мужчин вопросительно посмотрели на него.

Ночью, шагая вдоль автострады, Пол только и думал о том, что он скажет, что должен сказать, если эта встреча таки произойдет. Теперь же все слова вылетели из головы.

Он открыл рот, но ни звука не слетело с губ. Поднял правую руку, зашевелил пальцами, словно пытался поймать ускользавшие от него слова. Понимал, что выглядит ужасно глупо.

Но, вероятно, герой привык к встречам с такими чудаками. Он поднялся, отодвинул от стола четвертый, пустующий стул.

— Пожалуйста, присядьте.

Столь радушный прием не вернул Полу дара речи. Наоборот, горло перехватило, перед словами встала вторая преграда.

Ему-то хотелось сказать: «Тщеславные, жаждущие власти политиканы, которые наслаждаются приветственными криками невежественной толпы, спортивные знаменитости и кинозвезды, которые слышат, как их называют героями, и воспринимают это как само собой разумеющееся, должны сгореть от стыда при упоминании вашего имени. Ваша целеустремленность, ваша борьба, годы неустанной работы, ваша несгибаемая вера в успех, ваша готовность рискнуть карьерой и репутацией ради результата… вам принадлежит одно из величайших достижений науки, и я сочту за великую честь, если смогу пожать вашу руку».

Ни одно из этих слов Пол так и не смог произнести, но потом только похвалил себя за вынужденное молчание. Ибо знал, что хвалы герой не любил.

Опустившись на предложенный стул, он достал из бумажника фотографию Перри. Черно-белую школьную фотографию, чуть пожелтевшую от времени, сделанную в 1933 году, том самом, когда он начал в нее влюбляться. Им тогда было по тринадцать лет.

Джонас Солк[59] взял фотографию. Должно быть, он привык и к этому.

— Ваша дочь?