Я бежал что есть мочи. Отсутствие обоняния хорошенько дезориентировало меня, и, хотя Ромка был мне — что пушинка, я совсем не знал, что делать, чтобы все снова стало хорошо. Благо, в темноте я видел отменно. А мальчишку тем временем начала бить крупная дрожь, хоть он и молчал. Он яростно вцепился в мою пайту, и, наверное, зажмурился, чтобы не видеть ничего.
Я пытался выиграть время, но я не мог. Был бы тут Камориль, он бы придумал что-то умное и дельное. Был бы тут Эль-Марко, он бы зажал струны моей души и я смог бы, наверное, совладать с тварью. И со своей паникой. Но их тут не было, и если за себя я не особо боялся, то судьба четырнадцатилетнего мальчишки, попросившего у меня помощи (и защиты, так ведь?) волновала меня сейчас чрезмерно.
Скрежет металла справа — жуткое существо, похожее одновременно на краба и сороконожку, у которого, тем не менее, имелась маленькая девичья голова, массой своей скосило на бок и смяло газетный киоск. Кое-где у него проглядывала человеческая кожа, мерзкая, в кровяных разводах, и под собой она скрывала отнюдь не человеческие кости и потроха, движение и пульсация которых были поистине отвратительны.
Тогда, в первый раз, она прыгнула так, чтобы сбить наземь Ромку. Значит, он — ее цель.
Чудовище замерло на покореженном киоске, как будто бы готовясь к финальному рывку.
Ромка начал брыкаться.
— Пусти меня, Зубоскал! На землю пусти! Давай, я побегу, а ты на нее запрыгнешь и шею ей свернешь! Или живот ей проткнешь!
Я остановился и обернулся к твари, которая все еще медлила.
— Живот? Шею? А ты знаешь, где у нее живот и где у нее шея? Что она вообще такое?
Я опустил Ромку на землю. Меня самого уже дергало.
— Давай, Роман, беги, что ли, Камориль звони…
— Я уже.
— …А я попробую найти, где у нее живот. И шея.
Роман стал пятиться. Я смотрел туда, где в прошлый раз у твари были глаза, и я намеревался перехватить ее, если она вздумает сигануть за ним. Перехватить и хоть по одному ей рога обломать. И этими же рогами вспороть брюхо, буде есть у нее оно.
Тварь издала звук. Это был первый звук, который она издала вообще. Это был стон. Тихий, амелодичный девичий стон, довольно протяжный. Так стонут, чтобы хоть чем-то перебить тупую ноющую боль, сводящую с ума. Этот стон и сам мог бы свести с ума кого угодно.
— Да что же ты за чудовище такое, а? — взмолился я. — Рома, беги давай уже!
Тварь не прыгнула, она стала медленно идти к нам. И эта неспешность вкупе с вонью и жалобным бессмысленным стоном наполняли мое сердце ужасом. Я давно так не боялся неизведанного. И я никогда не видел такого.
Она шла все медленнее, стон почти стих. Ее туша чернела, и от нее стали отваливаться куски, мокро шлепаясь на асфальт. Я видел и слышал это ужасающе отчетливо даже в темноте.
А потом она затихла.
Совсем. И начала крениться вбок.
Я прислушался и услышал только шум деревьев, биение сердца Романа и своего. Гулкое эхо далеких поездов. Людскую ругань, доносимую обрывками ветра.
Тварь грузно повалилась на асфальт и так и осталась лежать без движения.
Мы не стали подходить к ней и проверять, что с ней. Мы молча и спешно ушли, даже не оборачиваясь, и только когда мы оказались в центре, где было людно, где работали фонтаны с подсветкой, мигала реклама и сновали туда-сюда автобусы, легковушки и мопеды, Ромка сказал:
— Она умерла.
Я теребил дыры на пайте, оставленные когтями давешней незнакомки, очумело смотрел по сторонам и пытался понять, что это такое было.
— Интересно, — проговорил Роман, — если бы Камориль оставил мне тот пистолет, может, мы смогли бы убить ее, когда она еще не превратилась в сороконожку?
— А ты бы смог? — спросил я.
— Н… не уверен, — честно признался мальчик.
Итак, Мйар был сыт, напоен и приведен в некое подобие душевного равновесия. Уютный закуток в любимом восточном ресторанчике некроманта располагал к неторопливой расслабленной беседе всеми силами своего вычурного декора. Камориль, вольготно расположившись на алой бархатной кушетке, потягивал дамский ликер и заставлял Ромку в третий раз повторять рассказ о «таинственной незнакомке». Эль-Марко держал руку у Мйара на груди, обнаружив там достаточно глубокие царапины. Мйар не особо сопротивлялся насильственному излечению, хотя лицо его и выражало усталый протест, но не слишком убедительно. Время стремилось к полуночи.
— Это никак не связано с некромантией, — постановил вердикт Камориль.
— Да ясен пень! — эмоционально вскинулся Мйар. — Она не светилась ни разу!
— Не в том дело, — покачал головой Тар-Йер. — В некромантии никогда ничего не «растет». Никакого гниения. Никакой плесени. Гниение — это у нас что? Это у нас сложный процесс с участием микроорганизмов. Так вот, — никаких безумно размножающихся микроорганизмов, иначе… магия не работает! — он сделал страшные глаза.
— А как у вас волосы растут? — удивленно спросил Роман.
Камориль подарил ему долгий, тяжелый и немного недоуменный взгляд.
— Это, бесспорно, очень интересный вопрос, — серьезно сказал он. — Но сейчас меня другое интересует. Мйар. Почему ты не выпустил когти себе и не выпустил ей кишки?