— Ага, как же. Но, даже если… предположить саму возможность достаточного контакта — этого будет недостаточно по итогу. Никакой близостью это не перебить — мне все равно холодно. Все мои проверенные способы на самом деле не дают абсолютного результата. Я уже очень устал от полумер. Я должен разобраться с причиной, хотя бы найти ее и понять, иначе…
— Что иначе?
— Мне кажется, однажды все это сведет меня с ума.
— Твоя персональная армия не допустит этого, — серьезно сказала Кей. — Твой последний способ согреться, как я понимаю, наиболее эффективен. Ты и сам знаешь, сколько девчонок хочет прильнуть к тебе и… как бы так сказать… делиться самым заветным. Они считают твое внимание знаком судьбы, и пока у тебя есть молодость и они — да, ты на игле, но ты жив и в здравом рассудке.
— Ты издеваешься, да?..
— Нет, я констатирую факт. Многие отдали бы все, лишь бы оказаться сейчас на моем месте и быть к тебе настолько близко. Ну… все вот это. Ощущать твои прикосновения, трепетать перед неизведанным будущим, которое всенепременно будет трагическим, но красивым, прочие эпитеты придумай сам.
Она говорила все это бесстрастно и просто, глядя мне в глаза через отражение в зеркале. И ее слова в самом деле меняли все.
Я опустил руки, покачал головой:
— Но здесь сейчас ты, и ты — не такая.
Она широко улыбнулась:
— Вот это номер, да?
— Ты никогда не смотрела на меня так, как смотрят они.
— Я вижу прежде всего тебя, а потом уже все, что сверху. И ты, Рейни, прекрасен, словно рассвет, далеко не всегда. Почти всегда ты одинок. Не потому, что никому не интересен, а потому, что мало кто интересен тебе. Будто бы ты других за что-то взаимозаменяемое держишь… И из-за этого ты жесток и жалок. Но я тебя не жалею. Я тебя жалеть не буду. Я могу тебе разве что помогать — чем я и занимаюсь, как ты мог заметить. И это все — я имею в виду твой способ оставаться в своем уме — вообще никак не влияет и никогда не повлияет на мое к тебе отношение.
Я не стал ей ничего отвечать. Снова взялся за волосы — остались финальные штрихи.
Пустоту, разлившуюся внутри, медленно заполняла необъяснимая, иррациональная злость, воли которой я, впрочем, давать не собирался.
— Ну, зато я честна, — Кей пожала плечами.
— Вполне, — я согласно кивнул. — А я вот недостаточно проницателен, чтобы понять: это ты так попыталась возвыситься надо мной, беспомощным и жалким, выдала индульгенцию или призналась в каком-то особенном отношении?..
Она улыбнулась не размыкая губ, решив, очевидно, что вопрос риторический.
Я отступил на шаг.
— В целом готово. Если будешь аккуратно спать — продержится до завтрашнего вечера наверняка.
— Разберусь уж как-нибудь, — сказала Кей, поднимаясь с кресла. — Вышло хорошо. Спасибо.
— Тебе спасибо. Мне даже стало немного лучше. Правда.
Я постарался не допустить в голос иронию, а хотелось.
Кей больше ничего не говорила — ушла и аккуратно прикрыла за собой дверь.
На часах была полночь.
Я лег на диван и уставился в потолок.
Я пытался не воскрешать в голове этот странный наш диалог, а думать о предстоящем завтрашнем дне. Тщетно.
Я мог бы изящней. Я мог бы просто взять и отказаться, прогнать ее сразу. Я, кажется, продул в словесном поединке — радостно в него ввязавшись. Или нет?.. Все ли я понял правильно? Сколько потайных донышек у сундука? С косами я, если без ложной скромности, преуспел. Собранные волосы ей идут.
Но она неправа, я не одинок. Да, я не люблю людей, но есть те, кто мне интересен. Я лишь не могу позволить себе этот интерес сейчас проявлять — у меня другие заботы… мне надо решить мою проблему. Раз и навсегда. Чтоб никакой "иглы".
Она думает, что знает меня. Но она не может меня знать. Потому что я сам себя не знаю.
Да, меня взбесило именно это — допущение, что она знает настоящего меня. И будто бы это знание может сковать меня, окончательно определить. Но не я ли первый, кто попытался поставить клеймо?..
Мысли путались, словно давешние непослушные волосы.
И когда шестиугольные пайетки рассыпались черными рыбками и растворились в надвигающейся ледяной тьме, я наконец уснул.
ГЛАВА 13
Тихомир вернулся где-то глубоко за полночь вместе с Керри. С утра я не стал при тетушке Сесиль и странных провожающих расспрашивать его о том, куда он снова дел Никс и как посмел не привести ее к нам, — дождался, пока выедем из города, ограничиваясь многозначительными взглядами, призванными воззвать к отсутствующей у Бродяжки совести.