— Хех, а говорила, что все о нас знаешь. Оказалось, что не знаешь ничего, а? — я снова обратил внимание на ногти, которые начали приобретать приличный вид. На удивление, мне не было противно. Пожалуй, мне было даже приятно приводить ее руку в порядок. Было в этом что-то… созидательное. — Как-то живу. Пока что терпимо. Иногда даже получается температуру снизить.
— Как?
— Ну-у… — я замешкался. — Помогает, не поверишь, алкоголь, выступления и, что самое удивительное, близкое общение с противоположным полом. Но ненадолго. И чтобы не спиться и не погрязнуть в грехе и разврате, я выбрал среднее — то есть выступления.
— А что-то сделать с этим есть возможность? В смысле, раз и навсегда?
— Ну, кое-какие идеи есть, — я приостановил пиление ногтя на ее безымянном пальце и, задумчиво нахмурившись, стал смотреть в никуда.
— И сейчас тебе снова холодно?..
Я встрепенулся.
— Терпимо, — ответил коротко и принялся за мизинец. Когда я закончил с ее правой рукой, она подняла ее повыше и стала рассматривать. Потом посмотрела на меня и коснулась пальцами моего лба, и, пока я не успел ничего понять, провела рукой по волосам назад, до макушки.
Лицо Кей изменилось. Из бесстрастного оно стало тревожным.
— Что?.. — спросил я.
— На тебе заклятие, — сказала Кей. — Как… как я его раньше не распознала?.. Как ты его не почувствовал?..
— Какое заклятие? — спросил я растерянно.
— Откуда ж мне знать, какое. Есть и все.
— Как ты могла его почувствовать, если не чувствую я?
— Ты привык. Так… ладно. Ладно. Не дергайся.
И тут я обнаружил, что все это время преспокойно провел перед ней на коленях. Ну и… слов нет. Сидящая на нижнем ярусе кровати Кей запустила обе пятерни мне в волосы и прикрыла глаза.
— Колдуешь, что ли? — опешил я. — Но ведь…
Я ничего не почувствовал. Сначала. А потом в глазах слегка помутнело, затем посветлело наоборот — и все.
Кей вынула руки из волос и уставилась на меня озадаченно.
— Ну что? Почувствовал что-нибудь?
Я перебрался обратно на кровать с дневником и сообщил об изменениях видимой картинки.
— Похоже на подвешенный шпионаж чтецов, — сказала Кей.
— Абеляр? — предположил я. — Когда брал за руку. Это делает путешествие в Сорос смертельно опасной затеей, в таком случае.
— Не факт. Может, он хотел наблюдать за нами? Вроде как, следить и помогать?
— Как ты.
— Рейнхард, я…
— Так, ладно. Но я не почувствовал, чтобы Абеляр что-то колдовал. С другой стороны, мало ли народу ко мне могло прикоснуться невзначай. Так ты… что именно ты сделала?
— Я его сняла, — ответила Кей.
— Значит тот, кто его нацепил, знает об этом?..
— Наверное…
— Надо сделать то же с остальными.
— Ты думаешь, они мне доверятся?..
— Если ты расскажешь нам все как на духу, я думаю, они тебе поверят и даже, возможно, простят тебе твою ложь, — жестко ответил я.
Кей поджала губы и, кажется, впервые за много дней не сказала ничего в ответ и даже не попробовала съязвить.
Ей еще предстоит нам все объяснить, и не думаю, что это будет легко.
ГЛАВА 11
Оливер слишком расслабился, позволяя себе вторую кружку какого-то местного пойла. Это стало понятно, когда у посетителей пиратской таверны начало корежить головы. Они мигали, поворачиваясь под невероятными углами, и в конце концов двое из ближайших к угловому столику пиратов обратились в гончих барсов. Пики соткались в их лапах из ничего, но к тому моменту Оливер успел вскочить и опрокинуть на приближающихся барсов тяжелый дубовый стол. Никс заново испугалась и выхватила солнечный кинжал. Кинжала в свою очередь испугались посетители таверны, барсы и даже Оливер, и суматоха на секунду замерла, чтобы тут же возобновиться.
Оливер, опомнившись, снова поволок Николу за собой, куда-то через инертную, по привычке праздную, пьяную толпу.
В один миг переменилось все и ничего. Толпа осталась толпой, но стала плотней и вышла из-за грязных лавок. В черном потолке зажглись и замигали стробоскопы, ритмично разрывая реальность на доли согласно диктату ударных. Лица вокруг помолодели, но от черных кругов вокруг глаз не избавились, вот только теперь это были тени и потекшая тушь.
Никс тут же узнала чувство, которым был переполнен зал. Вот-вот шум инструментов сложится в музыку и тут же в нее вольется голос, ради которого все это существует.
Толпа отступила от Никс, развернулась к ней спинами. Взглянув на свет, туда, где лучи софитов сложились в многоконечную белую звезду, Никс оторопела.
— Рейнхард, — сказала она, не веря своим глазам, и ее голос потонул в море людских голосов.
— Оливер, — Никс потянула сказочника за рукав, заставляя посмотреть на себя. — Это мой друг! Неужели они нашли меня здесь? Мне нужно как-то пробиться к нему!
— Этот? — удивленно переспросил Оливер, перекрикивая музыку и гомон. — Да ладно!
Никс попыталась пройти вперед, к сцене, но Оливер удержал ее:
— Стой! Это не он!
— Почему? — Никс раздраженно повернулась к нему.