Крайняя мера

— Что там? — раздраженно спросил Монтигл. Уорд старался говорить тихо, но хозяин перешел на крик: — Письмо? Какое еще письмо?! Ладно, давай его сюда и убирайся!

Монтигл взял письмо и, даже не взглянув на печать, открыл его и улыбнулся гостям с видом человека, которому назойливые просители не дают покоя даже дома, в час, когда все приличные люди отдыхают. Его глаза застилал дым, который проникал из камина в комнату, и он с трудом прочел первые слова, написанные крупным, почти детским почерком: «Милорд, любовь, которую я питаю к Вам и некоторым из Ваших друзей…» Монтигл с раздражением подумал, что это очередная просьба о деньгах или продвижении по службе. Вот что значит пользоваться влиянием при дворе! Руки милорда были испачканы пищей, да и в любом случае неприлично читать письмо, находясь в компании гостей, собравшихся за дружеским столом.

— Эй, Том, будь добр, прочти письмо вслух. У меня глаза слезятся от проклятого дыма. Тот, кто чистил трубу, заслуживает хорошей порки, а не звонкой монеты, которую он получил! — Монтигл решил, что членам семьи и друзьям будет интересно послушать, какого рода письма получает такой известный человек.

Уорд подошел и, взяв письмо, зажмурил глаза, чтобы сосредоточиться. Читал он плохо и справедливо полагал, что не следует его выставлять перед публикой, словно актера в театре, и заставлять читать вслух. Том старался понять незнакомый почерк и спотыкался на каждом слове.

— Хватит, хватит! — смеясь, воскликнул Монтигл после первого же предложения. — Мы не можем слушать тебя весь вечер, Том. Вот ты, подойди сюда. Ты умеешь читать и сейчас просветишь нас, — обратился он к одному из лакеев под дружный смех гостей.

Том Уорд подумал, что неприятно быть выставленным на посмешище перед людьми, но еще хуже, когда тебя унижают, предлагая выполнить порученное дело другому. Но он ничего не сказал и только скрипнул зубами, а лакей, наделенный незаурядными способностями к чтению, взял письмо и, немного нервничая, стал зачитывать его вслух:

Милорд, любовь, которую я питаю к Вам и некоторым из Ваших друзей, заставляет меня заботиться о Вашей безопасности. Вот почему, если Вам дорога жизнь, я советую подумать о предлоге, чтобы не присутствовать на ближайшем заседании парламента.

Разговоры и смех за столом стихли, и наступила напряженная тишина. Немного помедлив, лакей продолжил чтение:

Господь и человек объединились, чтобы покарать пороки нашего времени. Не пренебрегайте этим посланием, а поезжайте в деревню, где Вы в полной безопасности сможете переждать грядущие события. Несмотря на кажущееся отсутствие какой-либо угрозы, я заявляю Вам, что по нынешнему парламенту будет нанесен страшный удар, и при этом его члены не увидят, кто их губит.

Зловещую тишину нарушал только звон посуды, доносившийся из кухни. Зажженные свечи освещали напряженные, лоснящиеся от пота лица гостей и родственников Монтигла. Взоры присутствующих были устремлены на лакея, который вдруг замолчал и вопросительно посмотрел на хозяина, ожидая дальнейших распоряжений. От волнения у бедняги пересохло в горле, а удары готового выпрыгнуть из груди сердца отдавались гулким стуком в висках. Монтигл сидел, словно каменное изваяние, устремив неподвижный взгляд на стену. Наконец лакей все-таки решился дочитать письмо:

Не отбрасывайте в сторону это предостережение, оно не причинит Вам вреда, а принести пользу может. Опасность минует, как только Вы сожжете письмо, и я надеюсь, что Господь дарует Вам милость и вразумит сделать надлежащие выводы из этого послания. Храни Вас Господь.

Долгое время никто не осмеливался нарушить молчание.

— Это что, шутка? — наконец не выдержал хозяин дома. — Дурацкий пасквиль, чтобы помешать мне исполнить свой долг?

Желающих ответить не нашлось, и молчание явно затягивалось.

— Седлайте лошадь, — тихим голосом распорядился Монтигл. — Я немедленно еду в Уайтхолл.

Не тратя лишних слов, он быстро вышел из комнаты, предоставляя ошеломленным гостям самим решить, кому заговорить первым. Однако долгое время никто не рискнул воспользоваться этой возможностью.