Тристан глухо замычал в знак согласия.
– Либо Далтон – скрытый мегаломаньяк. Вот будет смеху, если объект страсти Парисы с большим прибабахом.
Отутюженные воротнички Далтона и его сухие академические лекции остались в далеком прошлом, вспоминались как нечто нереальное вроде сказки на ночь.
– Каллум, – продолжила размышления Либби, – всегда был проблемой. – По эту сторону элиминации она видела в нем не теоретически второстепенную, но реально опасную фигуру. – И он не особенно хорошо влияет на Рэйну. Мы всегда можем просто…
Она вовремя осеклась.
«Думаешь, я уже была убийцей, когда вошла в его кабинет?»
Возможно, она стала такой, едва согласившись избавиться от Каллума.
Тристан поерзал.
– Ты что, передумала, Роудс? А вроде заперлась тут из моральных соображений до лучших времен.
– Нет, конечно. Я не имела в виду… – Она снова осеклась. – Неважно. Это все гипотетически. Суть в том, что, зная о провальности эксперимента, мы не стали бы его проводить. – Она повернулась боком, лицом к нему. – Верно?
Он долго и непроницаемо смотрел на нее.
– Это всего лишь дверь, – сказал он в конце концов, и Либби в ответ фыркнула.
– Так и ящик Пандоры можно назвать просто ящиком.
– Это тоже всего лишь ящик. С чего Эзра взял, будто понял, что он там видел? Или что к этому приведет?
– Время не стоит на месте, – продолжал Тристан. – Реальность можно интерпретировать по-разному, а иначе для чего нужен я? Само по себе открытие других миров все сущее не уничтожит. Должно быть еще несколько этапов. – Тристан задумчиво помычал себе под нос. – Эксперимент – это просто ящик, – повторил он. – Проблема в том, что внутри этого ящика.
Внутри ящика или в сердце того, кто рвется приподнять крышку.
Либби со вздохом поерзала, и тогда Тристан крепко прижал ее к себе, а она положила голову ему на живот. Некоторое время считала свои и его вдохи, потом приподнялась и уперла подбородок ему в ребра.
Тристан лежал, откинувшись на изголовье, закрыв глаза и подперев свободной рукой голову. Тогда Либби, размышляя о разном, погладила пальцем его шрам.
Так они долго лежали в тишине, и наконец его дыхание замедлилось, стало глубже. Он отдыхал. Почти уснул.
– Тристан. – Либби сглотнула. – Ты доверяешь мне?
Он напрягся, а жилка у него на бицепсе слегка дернулась.
– Ты знаешь, как я отвечу.
– Знаю. Просто спросила.
– Не надо было.
– Да, да, но…
– Что сделано, то сделано, – перебил Тристан. – Не надо казниться. Оставь это позади. Или же ты сама не доверяешь мне?
– Я этого не говорила. Я не это имела в виду, просто…
Он прижал ее крепче, а она вдруг поняла, что сопротивляется, отталкивает его. Хотя знала: Тристан держит ее не просто так. Он словно видел то, что не дает ей спать по ночам, и заранее принял ее выбор. Она поступится хорошим, предпочтя при возможности ему величие, ведь невинная версия ее давно ушла.
Либби почувствовала на себе взгляд Тристана, но прежде, чем посмотреть на него, глубоко вздохнула.
Глаза у него были красивые. Одухотворенные. Выражение лица – сдержанное. Либби снова задумалась над тем, что он сказал: «Оставь это позади». И о том, чего он не произнес: «Я прощаю тебя».
– Мне жаль, – тихо выдавила Либби, а он бережно обнял ее обеими руками и сказал именно то, что привело ее в эту самую комнату, в эту самую кровать.
То, что уже знала Белен Хименес и чего никогда не поймет Нико де Варона.
– Нет, не жаль, – произнес Тристан, и Либби закрыла глаза.
«Нет», – выдохнув, подумала она.
Она ни о чем не жалела.
T
Вторник, 19 июля, 14:16
Держись подальше от моих сестер.
Опаньки! Он говорит!
И ты хотел добавить «а не то…»?
Мне и не надо ничего добавлять. Сам знаешь, что я имею в виду.
Сделай милость, уважь.
Ладно. Держись от них подальше, а не то я тебя убью.
Правда? Из-за сводных сестричек, о которых за два года ни слова не сказал?
Сомневаюсь, судя по твоему опыту.
Нова, мне даже повода не надо. Ты давно нарываешься.
Каллум оторвался от экрана телефона и вдохнул насыщенный запахами застоявшегося пота и еды воздух паба, а потом с таким видом, будто получил откровение, отпил английского светлого эля.