В голливудском фильме «Человек дождя», вышедшем на экраны в 1989 г., Дастин Хофман очень достоверно сыграл роль Аспергер-аутиста и был награжден за нее «Оскаром». Когда у официантки в фильме выпала из рук упаковка зубочисток и они рассыпались по полу, то «человек дождя», взглянув на пол, мог точно сказать, сколько именно зубочисток там было. Благодаря фотографической памяти он мог выучить наизусть телефонную книгу. О самых банальных проявлениях жизни он имел смутное представление и избегал их или реагировал агрессивно.
Но все-таки фильм показывает романтизированную картину заболевания. У большинства больных ярко выражены нарушения механизмов в сознании, так что они не имеют ничего общего с подобным произведением искусства.
Общим для всех страдающих аутизмом является совершенное непонимание социальных механизмов. Дети-аутисты в большинстве случаев не в состоянии воспринимать эмоции других людей из-за присущей этой болезни «слепоте» чувств. У них практически отсутствует зрительный контакт, и они не могут понять значение жестов, мимики или еще каких-то внешних коммуникативных проявлений их родителей, братьев и сестер.
Люди с легкими, менее выраженными нарушениями кажутся окружающим странными, или «холодными», что при тяжелых формах нарушения развития становится очевидным. У значительной части аутистов развиваются тики – только им одним понятные однообразные движения. Многие не могут научиться разговаривать.
Мать одного ребенка-аутиста рассказала мне неправдоподобную историю, как она впервые заметила, что ее сын, которому было тогда 20 месяцев, стал совершенно другим: «Симон играл в песочнице, а я сидела на скамье и читала. Когда я через некоторое время взглянула на него, другой ребенок с криком требовал его лопатку. Тут я заметила, что у Симона вся рука была в крови. Тот ребенок прокусил ему руку. Но самым страшным для меня оказалось то, что Симон этого вовсе не заметил и продолжал играть в песке, как если бы ничего не произошло».
У ее сына напрочь отсутствует чувство опасности. «Если Симон пойдет в одном направлении, – рассказывает мать дальше, – я знаю, что он не свернет. Он не остановится перед проезжей частью, а пойдет прямо на машины. Он будет идти в одном направлении так долго, пока не устанет. Тогда он ляжет и уснет, не скучая по нас, как будто бы он и не знает, что мы есть на свете».
Моя жена Элизабет работает семейным консультантом и педагогом. На протяжении нескольких месяцев у нас в семье жил на временном попечении шестилетний красивый как картинка Давид – мальчик, страдающий аутизмом. Каждый раз, когда он приходил, происходило одно и то же: он забирался во все ящики и кухонные шкафы. Ничего невозможно было от него спрятать. Прежде всего, ничего съедобного. «У него на это как будто шестое чувство», – заранее предупреждала нас его мама Марианна. Однажды мы спрятали шоколад наверху за кастрюлями, но не прошло и нескольких минут, как Давид нашел его. «Я думаю, он чувствует запах», – удивленно сказала наша дочь Сельма, которая была тогда его ровесницей.
Разговаривать Давид не мог, он издавал резкие крики и двигался в быстром танцевальном ритме. Руками он производил своеобразные движения, напоминавшие маятник. Часто останавливался, рассматривал что-то, что, казалось, видит только он, или смотрел кому-то глубоко в глаза, затем вскрикивал и карабкался по перилам лестницы наверх, как обезьяна.
Подобные случаи у детей впервые были описаны в 1943 г. Лео Каннером, психиатром из больницы Джона Хопкинса в Балтиморе. В то время уже на протяжении 15 лет существовали прививки от дифтерии, которые содержали ртуть и алюминий, антибиотиков еще не было. Каннер описывал аутизм как «образец поведения», который ни я, ни один мой коллега еще не видели. Поскольку Каннер был психиатром, аутизм долгие годы рассматривался исключительно как психическое расстройство.