Крах империи (Курс неизвестной истории)

По своему желанию извержение вулкана вызвать трудно… Можно разве что задним числом рассказать, как именно ты его вызывал. Но когда извержение началось, можно свести счеты с личными врагами под видом жертв извержения, можно поживиться имуществом обывателей в брошенных ими домах.

Само же «извержение» породило, по справедливости, правительство Российской империи, но, конечно же, не какими–то действиями в 1916 или в 1917 году. Скорее уж не действиями, а бездействием, и не в последний ГОД, а последние сто лет, если не больше.

К 1917 году над Российской империей «висели» те же самые проблемы, к которым приступал еще Александр I. Проблемы, неразрешенные на протяжении ста лет, и взорвали империю. «Земельный вопрос, как груз динамита, лежал в подвалах российской государственности, и роковую случайность можно было предотвратить, только эвакуировав постепенно этот опасный исторический реликт» [95, с. 36].

Но разве же только земельный?! А вопрос о политической власти? Победоносцев «-ни на минуту не сомневался, что Россия может сохраниться только самодержавная, но он и сам не видел тех сил, на которые может опереться монарх» (80, с. 41].

Не он один! В начале ХХ века царь и ближайший круг приближенных к нему людей тоже судорожно цеплялись за власть, но одновременно были не в силах найти никакой опоры ни в одном классе общества.

«Если нет политических и общественных сил, на которых держится империя, то получается — все держится исключительно на личности монарха. Однако эта исключительная воля царя и делала проблематичным будущее государства:. Насколько этой воли хватит, и что будет после Александра? Царь был, в сущности, один, и никаких самодействующих основ для будущего сохранения мира и порядка внутри государства не было заложено» [80, с. 41].

А разделение народа на русских европейцев и русских туземцев?! Об этом мало изученном национальном позоре я уже писал (4], да, видно, еще мало. Насколько он страшен и глубок, Показывает хотя бы такой факт. Во время Гражданской войны 1917- 1922 годов с красными воевала вовсе не только Белая армия. Воевали народные, в основном крестьянские повстанцы, так называемые «зеленые», но что характерно — воевали не вместе с белыми, а сами по себе. Так глубоко было народное недоверие к «господам», что и общая беда не сближала.

А национальный вопрос? Идиотская политика мелочных, стеснительных ограничений, тихого удавливания евреев? Национальные противоречия, раскол империи как таковой — тоже часть смуты 1917 года, не лучше и не хуже всех остальных. В конце концов, не случайно же римляне четко делили пролетариат на внутренний и внешний.

Очень может статься, в мирное время еще долго удавалось бы оттянуть катаклизм, даже не решая проблем.

«Произошло то, что обычно называют революцией, но что не было ею. Революция началась после падения монархии, а самодержавие самосильно рассыпалось в прах» [95, с. 49]. Говоря попросту, «стихийно обрушилась, словно источенный термитами деревянный дом, внешне могучая империя наша …» [95, с. 39].

КТО «ГОТОВИЛ РЕВОЛЮЦИЮ»?!

Никто не ожидал такого поворота событий. Никто не готовил падения «источенного термитами дома».

— Это что, бунт?! — вскричал Николай II 23 февраля 1917 года.

— Нет, Ваше Величество, это революция, — почтительно ответили ему.

Придворные хотя бы поняли, что это 'начало революции… Вот большевики были куда менее проницательны.

«Мы, старики, может быть, до будущей революции не доживем», — произнес Ленин за два месяца до февраля 1917 года.

«Нет и не будет никакой революции, движение в войсках идет на убыль, и надо готовиться к долгому периоду реакции», — говорил большевик Юренев уже 25 февраля 1917 года.

«Накануне революции большевики были в десяти верстах от вооруженного восстания», — полагал историк–большевик Покровский — а он много что знал и очень обо многом мог судить. Так же не готовы к событиям и другие партии:

«Революция застала нас, тогдашних партийных людей, как евангельских неразумных дев, спящими», — так говорил эсер Мстиславский.

«Революция ударила, как гром с неба и застала существующие общественные организации врасплох», — это слова другого эсера, Зензинова.

В общем, «ни одна партия не готовилась к перевороту… То, что началось в Питере 23 февраля, почти никто не принял за начало революции», — говорил меньшевик Н. Суханов.

И даже когда стало понятно, что это революция, а не случайный кратковременный бунт; события оставались грозно непонятными даже для самых активных участников. «На нас несется вал, который, если мы с ним не справимся, — всех нас сметет», — произнес Павел Николаевич Милюков, принимая Министерство иностранных дел в 1917 году.

Вероятно, П. Н. Милюков и люди его общественного класса вполне искренне видели множество аналогий между событиями 1917 года в Петербурге и 1789 года в Париже. Действительно: там революция — и здесь революция. Там все против короля — и здесь все против царя.