Крах однополярного мира

Риск третий — риск агрессии, или «кошмар Лема». Еще в 1980-е гг. Станислав Лем предположил, что в рамках технологического прогресса способность все меньших, вплоть до двух-трех человек, групп нанести неприемлемый ущерб городам, странам и блокам стран растет экспоненциально. В 2017 г. Национальный разведывательный совет США опубликовал доклад «Глобальные тренды: парадоксы прогресса», в котором отмечалось: «В последние годы проявилась тенденция, которая будет оказывать влияние в течение ближайших 20 лет. Негосударственные группы, в том числе террористы, боевики, преступные группировки и активисты будут иметь все более широкий доступ ко все более разнообразному спектру летальных и нелетальных средств огневого, инфраструктурного и поведенческого поражения. В условиях, когда небольшие террористические, повстанческие и преступные группы могут иметь на вооружении технологии массового поражения, может возникнуть уникальная ситуация, отбрасывающая нас в Средневековье, когда государства воевали с бандами преступников и отрядами наемников. Эта тенденция уже проявляет себя».

Риск четвертый — риск оптимизации. Главным направлением развития вычислительного интеллекта является глубокое машинное обучение с использованием все более глубоких нейронных сетей. В итоге уже сегодня, при использовании нейронных сетей с глубиной более 30 слоев, исследователи не представляют себе, каким образом вычислительный интеллект пришел к решению той или иной задачи. При решении задач на оптимизацию это означает, что пользователи не знают всей совокупности параметров, при которых задача по заданному критерию оптимизации решена наилучшим образом. Грубо говоря, может оказаться, что оптимальное решение по заданному критерию предполагает значения сопутствующих параметров, которые несовместимы с существованием оптимизируемого объекта.

Наконец, риск пятый — риск слепоты или скрытых параметров. Поскольку господство и подчинение в алгоритмических обществах построены на операционном, алгоритмическом контуре психики и управления, представляя собой реализацию машин третьего типа, то эти машины и симбиотически связанные с ними суперинтеллекты не способны работать с процессным, поисково-прогностическим (творческим) контуром психики, мышления и активности.

Для них все решения этого контура находятся в зоне скрытых параметров. Для суперинтеллекта они находятся в так называемой «слепой зоне».

В этих условиях безальтернативно на место геополитики, борьбы за пространство и ресурсы, придет хронополитика — борьба за время и информацию. По сути, хронополитика — это борьба за выбор будущего. С одной стороны, как справедливо отметил мыслитель и писатель-фантаст Уильям Гиббсон: «Будущее уже наступило. Просто оно пока еще неравномерно распределено». С другой стороны, перефразируя Маяковского, не только поэзия, но и политика становится «ездой в незнаемое».

На наших глазах безвозвратно уходит в прошлое мир, скроенный по британской модели. С начала первой производственной революции в конце XVIII века и вплоть до нынешнего дня вся планета живет в экономическом, политическом, технологическом, ментальном и ценностном пространствах, основанных на англосаксонской модели мира: индивидуализме, рационализме, конкуренции и т. п.

Новое время требует новой модели. Борьба за эту модель и составляет суть хронополитики. В новом быстром и опасном мире нельзя оказаться позади в научной, образовательной, технологической и других гонках. Проигравший опоздает не на десятилетия, а на столетия и даже навсегда. В турбулентном мире важно не только находиться среди лидеров гонки за будущее, но и гарантировать жизнеспособность, выживаемость. Гонка за будущее — это не стометровка. Соответственно, нельзя сломя голову, не заботясь об устойчивости, традициях и стабильности, бездумно копировать чужие инновации. В стремительном мире безоглядная увлеченность будущим столь же опасна, как и сосредоточенность исключительно на прошлом, стремление к архаизации. Необходим баланс. Только баланс может обеспечить поворот от потребляющего к производящему обществу, экономике и культуре.

Владимир Иванов, Георгий Малинецкий

От НТР — к ГТР

Что такое гуманитарно-техническая революция?

В настоящее время появилось очень много научных исследований, научно-популярных статей и книг, посвященных будущему. Это не случайно.

Во-первых, это отвечает нашим чаяниям — хочется понять, что ожидает наших детей и внуков, к чему их стоит подготовить, от чего уберечь, где «подстелить соломки». О том же в незапамятные времена говорил Блаженный Августин, полагавший, что прошлое миновало, настоящее эфемерно и беспокоиться следует только о будущем.