16 августа, уже не имея возможности пробиться на юг, через Нейденбург, где стоял немецкий 1-й армейский корпус Г. фон Франсуа, русские корпуса отступали на юго-восток, к Вилленбергу. И все это время по пятам за русскими шла центральная группа Ф. фон Шольца, не позволяя упорядочить отход. Продвижение русских шло через Грюнфлисские лесные массивы, и география местности окончательно рассеяла компактность группировки: теперь каждый был сам за себя.
Это означает, что в любую брешь, пробитую каким-либо русским подразделением в немецких оборонительных линиях, закрывавших дорогу к государственной границе, могло уйти только само это подразделение. Войсками никто не управлял, и потому каждая часть должна была самостоятельно пробиваться из «котла», хотя при организованном отходе достаточно было пробить одну-две бреши и удерживать их вплоть до выхода главных сил из окружения. В этом-то и заключается трагедия окруженцев как таковых.
Руководство армией рухнуло. Командарм даже не сделал попытки объединить действия всех корпусов для массированного прорыва. Он безвольно попытался выскользнуть из окружения только с конвоем и штабными офицерами. В районе фермы Каролиненгоф А.В. Самсонов незаметно для спутников углубился в лес и там застрелился, не вынеся позора поражения. Так воспринимали гибель командарма и в войсках: «Поражение генерала Самсонова – это его личная ошибка, которая, к несчастью, погубила многих. Он вовремя не видел, что неприятель переменил все позиции, и попался. Он застрелился, увидя это, но, конечно, об этом не пишут»[208]
. Уже 23 августа Самсонов был исключен из списков Высочайшим приказом как убитый в бою[209].Однако П.И. Залесский высказывает свою точку зрения на гибель командарма-2, весьма отличную общепринятой, согласно которой Самсонов покончил жизнь самоубийством, прежде всего, из чувства стыда. П.И. Залесский пишет: «Почуяв под утро погоню, штаб поднялся со своего ночного привала, но Самсонов не мог поспевать за молодыми людьми, а эти молодые не догадались взять на руки и нести своего начальника. Самсонов отстал и, брошенный всеми, кроме одного солдата, застрелился»[210]
. Против версии П.И. Залесского говорит тот факт, показанный штабистами уже после выхода из «котла», что офицеры штаба искали своего командарма почти всю ночь.Штаб 2-й армии вообще намеревался сдаться, однако начальник оперативного отделения полковник Вялов увлек людей за собой, лично уничтожил расчет германского пулемета, оказавшегося на дороге, и вывел штаб из окружения (Вялов погиб в 1915 г.). Интересно, что некоторые участники войны считают, что в катастрофе виноват, прежде всего, штаб 2-й армии. Самсонов, как известно, вступивший в командование армией, что называется, «на ходу», получил уже готовый штаб. Единственным человеком, которого генерал Самсонов привел с собой, был полковник Крымов, отправленный в 1-й армейский корпус.
Утром 13 августа командарм-2, трезво оценив складывавшуюся обстановку, принял решение об отходе центральных корпусов к государственной границе, однако зачем-то решил созвать совещание чинов своего штаба. В результате штаб высказался за продолжение движения вперед, к Алленштейну, и А.В. Самсонов позволил себя уговорить. П.И. Залесский после войны писал, что именно штаб 2-й армии стал той причиной, что повлекла к разгрому. А.А. Свечин полагает, что одним из главных виновников поражения 2-й армии явился начальник штаба армии П.И. Постовский[211]
.Еще долгое время в России полагали, что командарм-2 попал в плен, и только в 1915 г. вдова генерала – Е.А. Самсонова, бывшая одной из трех сестер милосердия, участвовавших со стороны России в осмотре лагерей русских военнопленных, – разыскала останки командарма-2, получив разрешение от немецких властей о перезахоронении праха генерала на родине. Лишь 18 ноября 1915 г. тело Самсонова было доставлено в Петроград и затем его повезли в его имение в Херсонской губернии. На гроб был возложен венок из живых цветов от императрицы Марии Федоровны[212]
.Таким образом, не сумев организовать операцию, командарм-2 А.В. Самсонов покончил жизнь самоубийством. А.А. Керсновский говорит по этому поводу: «Видя, что все пропало – и притом по его вине – он не сумел найти единственный почетный выход из этого положения, не сумел пасть смертью храбрых во главе первого же встретившегося батальона, а предпочел умереть жалкой смертью малодушных…»[213]
. Но в Ставке считали немного по-иному: «Самсонов, напутав сначала и будучи очень виноват, искупил вину последними минутами жизни»[214].