Крах плана Шлиффена. 1914 г.

Бесспорно, русское командование сознавало значение Летценского укрепленного района, однако сама организация борьбы за него выглядит нелепой. Во-первых, не было сделано ни малейшей попытки немедленно подтянуть сюда тяжелую крепостную артиллерию, дабы овладеть летценским перешейком в кратчайшие сроки посредством массированной бомбардировки. Во-вторых, 2-й армейский корпус, имея в своем составе только 23-й мортирный дивизион (шесть 6-дм гаубиц), должен был атаковать Летцен с востока, из Лыкского района, а не с запада. Тем самым действия с восточной стороны еще более дробили русскую группировку Северо-Западного фронта (целый корпус фактически выключался из борьбы в поле).

В то же время атака с запада, так или иначе, вынуждала командарма-1 двигаться вслед за отступающим противником к Алленштейну, навстречу 2-й армии: нельзя же было бы подставить целый корпус, готовившийся к штурму Летценского района с запада, на отдельное поражение. Ко всему прочему, обход линии Мазурских озер с запада сразу же лишал германское командование инициативы действий, так как обе русские армии в таком случае неизбежно двигались бы навстречу друг другу. Еще перед войной русские генштабисты указывали, что «первое и главное значение системы Мазурских озер заключается в том, что, являясь естественной преградой, она дает возможность обороняющемуся сохранить за собой инициативу и служит, таким образом, серьезной маневренной линией на наших путях наступления к Нижней Висле с линии Бобра и отчасти Среднего Немана»[119]

.

Однако сделано было все наоборот: 2-й армейский корпус, убыв из группировки 2-й армии, одновременно не вливался и в группировку 1-й армии, оставаясь «отрезанным ломтем» для возможного полевого сражения. Этим 2-я русская армия А.В. Самсонова была ослаблена еще до вступления в бой, и причина тому – неверная оценка сложившейся после гумбинненской победы обстановки в штабе Северо-Западного фронта, где сочли возможным разъединить действия обоих русских армий, получивших различные задачи. В то же время перемена в германском командовании и информация о твердом решении противника драться до конца в Восточной Пруссии вплоть до 13–14 августа, очевидно, оставалась неизвестной русским.

Получается, что после Гумбиннена перед Я.Г. Жилинским стояла всего-навсего двоякая альтернатива предвидения действий врага: либо немцы уходят за Вислу, либо они добиваются поражения 2-й армии. Все прочие варианты вели к поражению немецких войск в Восточной Пруссии, ввиду превосходства армий русского Северо-Западного фронта в силах и средствах. Ведь помимо наличной группировки подходили еще и резервы из второочередных дивизий и сибирских корпусов, так как русские окончательно заканчивали свое сосредоточение только на 60-й день со дня объявления мобилизации. По их сосредоточении немцы в Восточной Пруссии были бы раздавлены. Показательно, что и в том и в другом случае задача наивозможно скорейшего соединения двух русских армий представлялась первостепенной: рисковать можно только сильнейшему, либо талантливому.

Однако Жилинский предпочел раздробить усилия Ренненкампфа и Самсонова, дав им сепаратные задачи, и тем самым заложил первый и самый главный камень в здание ошеломляющей германской победы под Танненбергом. По логике штаба фронта выходило, что теперь войска 2-й армии должны были лишь преследовать разбитого противника. Сильного сопротивления немцев после Гумбиннена уже не предполагалось. Поэтому после отдыха на поле боя под Гумбинненом войска 1-й армии были двинуты к сильнейшей германской крепости в Восточной Пруссии – Кенигсбергу.

Охватившая русские штабы победная эйфория (после одного-единственного выигранного сражения на границе) побудила главкосевзапа посчитать борьбу за Восточную Пруссию заведомо выигранной. Правда, о состоянии 8-й германской армии после Гумбиннена высшие штабы судили, прежде всего, по донесениям штаба 1-й армии. Ренненкампф доложил, что противник разгромлен и остатки 1-го и 17-го армейских корпусов отступают в Кенигсберг. Следовательно, на долю 2-й армии остаются только 20-й армейский и 1-й резервный корпуса (о крепостных и ландверных дивизиях в русской Ставке вообще не думали). Что ж, всего через 10 дней после победы под Гумбинненом высшим русским штабам предстоит тяжко разочароваться в собственных теоретических разработках относительно вторжения в Восточную Пруссию.