Крамола. Книга 1

— Каждый оставляет свой след, — многозначительно продолжил Шиловский, улыбнулся, но тут же стал серьезным и решительным. — Закончится война, и то, что делают сегодня бойцы на фронтах, придется делать органам юстиции и чека. Борьба с внутренней контрреволюцией будет ничуть не слабее, чем сегодня. Враги наши не успокоятся, и поражение их ничему не научит.

— Хорошо, что у меня не осталось родных, — сказал Андрей. — И детей…

— Вы ошибаетесь, — заметил Шиловский. — А ваш дядюшка Всеволод?

— Он еще до революции уехал за границу, — пояснил Андрей. — И учебники по юриспруденции до него наверняка не дойдут…

— Мы, кажется, приехали! — сообщил Шиловский через некоторое время. — Как вам прогулка по Москве?

— Замечательно, — буркнул Андрей.

Они вышли из машины, и Березин тут же попал в объятия Тараса Бутенина.

— Андрей Николаич? Ну, как ты? А?

— Слушайте, товарищ, — строго сказал Шиловский. — Оставьте Андрея Николаевича в покое.

Бутенин отступил, виновато козырнул и с тоской стал глядеть вслед. Когда они вошли в здание Реввоенсовета, Шиловский удовлетворенно заметил:

— А вас любит народ, Андрей Николаевич.

— Любит? — поразился Березин. — Откуда вы взяли?

— Да вот хотя бы ваш сопровождающий, — Шиловский кивнул на дверь. — Пороги обил, вашей судьбой интересуясь.

Андрей усмехнулся:

— Я знаю, отчего он любит…

Они вошли в кабинет, Шиловский усадил его к приставному столику и попросил секретаршу принести чаю. Сам сел напротив и неожиданно стал строгим и официальным. Андрей усмехнулся: стоило ли ехать за ним в тюрьму, благодушествовать по дороге, чтобы здесь, в кабинете, банально допросить и… А почему бы и не стоило?!

Шиловский достал из нагрудного кармана часы, и Андрей моментально вспомнил его другие часы, с дарственной надписью, из-за которых повесили другого человека. Под его именем! Андрей вспомнил даже фамилию повешенного — Крайнов. Он кричал, когда его тащили…

Нет, за этим что-то определенно кроется! Если спросит сейчас об «эшелоне смерти», значит, он угадал… Между тем Шиловский достал из сейфа толстую папку, открыл и начал листать, вглядываясь в страницы сквозь сползающее пенсне. Андрей узнал свои исписанные в тюрьме листы.

— Вы очень кратко ответили на вопрос, — начал Шиловский, занятый бумагами. — Возможно ли построение совершенного общества в России. Бесконфликтного и бесклассового соответственно… Допустим, в течение двадцати лет… Верите ли вы в это?

Он поднял глаза на Андрея. Прямой, немигающий взгляд его напоминал об «эшелоне смерти»…

— Я не могу привыкнуть еще, — помялся Андрей. — Привыкнуть к вам живому…

— Привыкайте, — мгновенно ответил тот. — Привыкайте. Мы же работаем. Итак?

— Скажите, кто я сейчас? — спросил Андрей. — Обвиняемый? Приговоренный? Или просто арестованный?

Шиловский откинулся на спинку жесткого деревянного кресла, снял пенсне и, кажется, улыбнулся, но только одними подглазьями.

— Понимаю, .. Обреченному легче. Всегда хочется сказать правду. Отвечайте с точки зрения того, кем вы себя считаете.

— Я не верю в такое общество, — сказал Андрей. — Его невозможно построить и за сто лет.

— В таком случае коротко обоснуйте ваше неверие.

— Пока несовершенен сам человек, невозможно построить и совершенное общество.

— Хорошо, а если мы усовершенствуем человека: воспитаем его честным, справедливым и работящим? — спросил Шиловский.

— На это уйдет сто, может, двести лет, — проговорил Андрей. — А скорее всего, усовершенствовать человека невозможно.

— Понятно, — бесцветно сказал Шиловский. — Но если у народа есть вожди, обладающие качествами, близкими к совершенству? И если вожди поведут за собой, зная путь к совершенству?

— Вы хотите сказать — пророки?

— Да, в какой-то степени.

— Невозможно, — качнул головой Андрей, — Не верю.

— Почему?

— Пророков в своем отечестве, как мне кажется, не бывает, — усмехнулся Андрей. — Особенно в России. А чужие пророки не знают народа. И погубят его. Потом — народ ведь не стадо. Тем более русский народ, привыкший к общинной жизни и народоправству. Да, вначале, может, он и пойдет, даже побежит, даже и вождей обгонит… А почувствует неладное, что-то не по нутру ему придется… Одумается, и тогда никаким вождям с ним не сладить. В нашем народе сильны традиции. Причем люди даже сами не подозревают о них, а поступают традиционно.

— Знакомое суждение, — сказал Шиловский так, что было не понять, как он к этому относится. — Неверующий вы человек… Ну, а в социализм вы хоть верите? В построение социалистического общества?

— Верю, — подумав, ответил Андрей. — Но при условии, если строить его по форме общинности и народоправства.

Шиловский нахмурился:

— Большевики должны верить без всяких условий!

— Без всяких условий я присягал на верность царю и отечеству, — сказал Андрей. — Когда мне стукнул двадцать один год и когда я был вчерашним студентом… И не подозревал, что по земле могут ходить «эшелоны смерти»!

— «Эшелон», «эшелон»…. — тихо проговорил Шиловский.

Андрею показалось, что сейчас он думал о своих часах. Может быть, о том парне по фамилии Крайнов…