Именно Крамского попросил Павел Михайлович написать портрет великого писателя русской земли Льва Николаевича Толстого. Художник охотно согласился, но выполнить просьбу сразу не мог, ведь он жил в Петербурге, а Толстой большую часть времени проводил в своем имении Ясная Поляна под Тулой. Однако слово, данное Третьякову, нужно было держать, да и самому очень хотелось познакомиться со Львом Николаевичем. Может, именно этим и определялся выбор дачи на лето 1873 года - в пяти верстах от Ясной Поляны. И вот в один из дней отправился Крамской в имение Толстого. К сожалению, ему не повезло. Писатель был в Самаре (теперь город Куйбышев), и возвращения его ожидали только в самом конце августа. Художник решил ждать.
Лето шло на убыль. Крамской несколько раз справлялся, не приехал ли Толстой, и наконец услышал долгожданный ответ: граф прибыл. 5 сентября писатель и художник встретились. Так долго ждал Крамской этой встречи, так мечтал начать поскорей работу! С волнением стал объяснять, что просит позировать для написания портрета, который будет выставлен в галерее Третьякова. Толстой молчал. Чем дальше Крамской говорил, тем суровее, отчужденнее становился взгляд писателя. Художник почувствовал, что начинает нервничать и объяснение становится каким-то путаным. Он сделал паузу, и Лев Николаевич тут же ответил холодным, решительным отказом.
1873.
- Но почему? - не выдержал Крамской.
Он никак не мог понять, что говорило в Толстом: скромность или непонимание важности затеи Третьякова, равнодушие к работе художника или просто нежелание доставить себе неудобства? А может, причиной всему была занятость?
Толстой принялся объяснять. Как-то само собой разговор на время ушел в сторону, коснулся творчества обоих. Крамской рассказал о замысле новой картины, которой хотел продолжить тему, намеченную в «Христе в пустыне», - о трагической судьбе человека, посвятившего себя поискам истины. Толстой в тот год начал писать роман «Анна Каренина», и все его творческие помыслы были устремлены к этой работе. Оба прониклись интересом друг к другу.
Они происходили из разных слоев общества - граф и демократ-разночинец. Образование, воспитание, многие взгляды разъединяли их, но талант объединял несомненно. Толстой открылся Крамскому как человек оригинального, острого ума, большого жизненного опыта, широкой культуры, цельного, сильного характера. Художник и ранее зачитывался его произведениями, понимал все его величие. Теперь же, при личном общении, еще более убедился: перед ним - гений. Так и написал потом Репину. Портрет гения русской литературы непременно должен был украсить галерею Третьякова. Поборов волнение, Крамской вновь перевел разговор к портрету. За те два с лишним часа, что провел у Толстого, он четыре раза возвращался к вопросу о необходимости написать его. Толстой всякий раз отказывался. Художник настаивал. Наконец перепробовав все аргументы, Крамской сказал:
- Я слишком уважаю причины, по которым, Ваше сиятельство, отказываете в сеансах. Не смею дальше настаивать. Но ведь портрет Ваш должен быть и будет в галерее.
- Как так? - удивился Толстой.
- Очень просто, - ответил Иван Николаевич. - Я, разумеется, его не напишу, и никто из моих современников. Но лет через пятьдесят он будет написан с фотографии. И тогда останется только пожалеть, что портрет не был сделан своевременно, с натуры.
Толстой задумался, внимательно глядя на художника. Такая мысль„видимо, не приходила ему в голову. Он вновь попытался возражать, однако уже нерешительно. И Крамской, почувствовав, что Лев Николаевич готов уступить, добавил:
- Если портрет Вам не понравится, я обещаю уничтожить его.
Этот довод и настойчивость художника окончательно сразили Льва Николаевича. Он согласился позировать на следующий же день и даже попросил сделать одновременно второй портрет - для семьи. Было очень сложно писать сразу два портрета, да так, чтобы один не повторял другой (Третьяков не любил повторений). Но выбирать не приходилось. Главное - согласие было получено.
6 сентября Иван Николаевич направился в Ясную Поляну уже при полном художническом снаряжении. Почти месяц, до 3 октября, трудился он ежедневно над портретами, над каждым поочередно. Перерыв сделали лишь на неделю, когда Толстой уехал на охоту. Вся семья Льва Николаевича наблюдала за работой художника. Жена писателя сообщала сестре, что оба портрета «замечательно похожи, смотреть страшно даже».