Красавец горбун

Одному Аллаху ведомо, родятся ли эти дети. Но ссора братьев уже положила конец их счастью. И увы, никто ничего не мог поделать. Ибо некому было вразумить двоих горячих юношей, принявших воображаемое за действительное.

Меж тем Рашид лихорадочно собирался. Вернее будет сказать, что он разбрасывал свои вещи, пытаясь понять, понадобятся ли ему все эти чалмы и халаты, кафтаны и рубахи. Ведь он собирался покинуть отчий дом навсегда. Покинуть и вырвать из своего сердца.

И только увидев в руках собственную детскую рубаху, Рашид остановился.

– О Аллах милосердный! Да зачем мне все эти тряпки?! Неужели я не смогу купить себе то, что сочту нужным?! В моих руках умения, в моей голове знания, достаточные для достойной, безбедной жизни. Немного золота из нашей с братом казны и… и более мне ничего не надо. Пусть он и дальше купается в деньгах, считая каждый медяк и собирая приданое для своей ненасытной доченьки…

И вновь никто не смог остановить Рашида, раскрыв ему глаза на смехотворность повода для ссоры.

Тихо отворилась дверь в семейную казну. Сейчас блеск золота лишь разжигал гнев юноши. Но увы, презренный металл был его дорогой к новой жизни – и потому Рашид взял мешочек из воловьей кожи, наполнил его монетами и туго затянул шелковый шнур.

– О да, эти монеты принадлежат мне по праву. А чрезмерное – излишне.

Немного помедлив, юноша подошел к богато инкрустированному шкафчику, стоявшему в углу. Самая большая семейная тайна, драгоценность, оберегающая древний род, хранилась здесь.

– О наша драгоценность, наш талисман. И ты принадлежишь мне по праву. И по праву рождения, и по праву правого, прости мне Аллах эту уверенность.

Не раскрывая шелков, в которые была окутана семейная реликвия, Рашид опустил ее в другой мешочек воловьей кожи. И, затянув еще один шелковый шнурок, решительно вышел из сокровищницы.

– Оставайся здесь, несчастный. Оставайся наедине со своей жадностью. Перед твоими глазами, о Аллах всесильный, говорю: нет более у меня брата. Прощай же, дом моего детства! Я некогда был здесь счастлив!

Рашид низко поклонился порогу дома и, более ни разу не оглянувшись, поспешил по улице.

Макама вторая

Не знал, да и не мог знать Рашид, как долог будет его путь к новой, достойной жизни. Пришлось ему побывать и толмачом при дворе конунга, полуночного владыки, и начальником стражи при дворе султана… Был он и путешественником, и лекарем, и купцом.

Но все проходит. И вот наступил тот день, когда корабль его судьбы прибило наконец к гостеприимному берегу. И берегом этим стала страна Ал-Лат. Сначала был Рашид писцом, потом стал советником дивана… Немыслимым представлялся случай, когда Рашид не нашел бы решения… И все его советы были взвешенными, мудрыми и милосердными. Казалось, та давняя ссора с братом навсегда выжгла из его разума безрассудность и резкость суждений. Или, быть может, это оставили свой след годы странствий и испытаний… Как бы там ни было, теперь каждое слово Рашида дышало разумом и справедливостью. И потому правитель страны Ал-Лат Темир Благородный с удовольствием назвал его своим визирем.

Вот так и пришло спокойствие в жизнь Рашида. А вместе с уважением и спокойствием пришла в его жизнь и любовь. Дочь Валида, мудреца и младшего брата царя Темира, прекрасная Джамиля стала женой Рашида. Когда же родился в семье первенец, Бедр-ад-Дин, понял Рашид, что корабль его судьбы наконец нашел уютную гавань.

И потекли годы достойной службы и счастливой жизни. Царь страны, Темир Благородный, уважал мнение и знания своего визиря, жена благоговела перед Рашидом, превозносила Аллаха за каждый день, проведенный вместе с мужем. Сын, Бедр-ад-Дин, слушал и даже слегка побаивался отца, видя в нем и силу, и мудрость, способные удержать мальчишку от опрометчивых поступков.

Вот так, в спокойствии, мире и почитании, прошли первые семнадцать лет жизни Бедр-ад-Дина. Ребенком он много раз слышал рассказ матери о ссоре между отцом и дядей. Вскоре должен был наступить и для него день, о котором он даже боялся и думать. День, когда ему исполнится семнадцать лет и семнадцать дней. Лишь об одном молил он Аллаха, думая об этом – пусть будет так, что гнев в этот день не затронет его душу, пусть спокойствие и мир удержат его от любых необдуманных поступков.

Ведь годы так и не смогли стереть горечь и гнев из души его отца, Рашида. И хотя теперь, после двух десятков лет, проведенных вдали от дома, он уже мог с улыбкой вспоминать о смехотворном поводе. Но горечью его переполняла мысль о том, что брат не кинулся вдогонку, не остановил его. И похоже, даже не искал того, кого в давние юношеские годы считал частью самого себя.

И вот страшный день настал. Его с одинаковой опаской ждали и отец, и сын. Но оба считали ниже своего достоинства хоть как-то проявить это. Поэтому все шло своим обычным путем.