Красавица Амга

— Большой отряд пепеляевцев устроил засаду на главной дороге. Но красные, говорят, обошли её и окольной дорогой направились на Сасыл Сысы. Кто-то, говорят, их предупредил о засаде. Белые начальники ну рвать-метать! Под самое утро разыгрался большой бой, красные отогнали белых назад. С обеих сторон погибло много людей. Командир красных Строд получил рану. Я повстречался с Олексаном Хармановым, который выехал в Абагу из этого Сасыл Сысы. Строд с отрядом остановился в его доме. Олексан, расставаясь, благословил Строда по-нашему: мол, пусть минуют тебя и стрелы, пусть не находят тебя и пули…

Томмот встревожился:

— Об этом надо как можно скорей известить Курашова! А Курашов из Чурапчи даст телеграмму в Якутск.

— Вот и я так думаю. Собираюсь в путь утром, как рассветёт. Идти два кёса, не столь уж много, я споро дойду.

— Утром? Ну, хотя бы и утром… Ждать совсем нельзя, дедушка Охоноон! Чем скорее передашь, быстрей Строду помощь подоспеет…

— Коли так, то чего же я, выживший из ума, дожидаюсь рассвета? Или дорогу не знаю?

Шёпотом ругая себя, старик подошёл ощупью к камельку, снял торбаса с загрядки и, вновь вернувшись к нарам, стал одеваться.

— Охоноон, если я узнаю что-нибудь очень важное, напишу или передам на словах. Постарайся всё доставить к месту как можно быстрей.

— Это уж само собой!

— Постоянно наблюдайте за дорогой на Чурапчу. Случится, белые устроят засаду, сразу же дайте знать!

— И это понятно.

Старик заспешил, и Томмоту стало жалко его. В такую тьму да стужу в ветхой одежонке да при стариковских силах пройти пешком не меньше двух кёсов…

— Ты уж прости, дедушка Охоноон, не хотелось бы тебя неволить, — признался Томмот.

— Жалей не жалей, а коли надо, так надо! Я хоть стар, но силёнки есть ещё. Про одного горностая — так положено мне говорить, а добыл-то я нынче уже сверх трёх десятков. Ладно, пойду. Благополучия тебе. Уж как ты молод! Нам, старикам, умереть — и горя меньше, а вот вам, молодым… Эх!

Старик притянул к себе голову Томмота и нюхнул его в лоб. Выйдя наружу, они сейчас же разошлись в разные стороны…

Проходя через двор, Томмот по фырканью лошадей и шуршанию сена возле хотона понял, что Лэкес ещё не управился с лошадьми.

— Ну что, подлечился? — спросил из-под шубы Валерий, уже улёгшийся спать.

Томмоту показалось, что он не просто спросил. Не спит, паршивец!

— Дома нет старика, — помолчав, отозвался он. — И где шляется в ночь?

Отвернувшись к стене, Томмот натянул шубу на голову.

Утром, когда пили чай, напустив морозу, вошёл кто-то, стуча мёрзлыми торбасами. Оказался Охоноон — он стоял у двери, поглаживая сверху вниз заиндевелую бородёнку.

— Ты что, старик, лишился сна? — спросил хозяин дома. — Гость приходил к тебе ночью, а тебя нет, говорит.

— Э, обходил свои петли, да вернулся пустой! Зашёл одолжиться солью. Может, найдётся щепотка?

— Сами давно пресное едим.

— Нет так нет. Пойду… А гости-то кто же? Не эти ли ребята?

— Из слободы они. Один вот больной, травами твоими интересуется.

— Вон что! А что болит у тебя? — подошёл поближе Охоноон.

— В груди болит, дедушка, — сказал Томмот. — Да и лицо вот…

Старик чуть присел, разглядывая через стол Томмота.

— Эка, парень, тебя разрисовали! За травками ко мне пойдёшь или сюда принести?

— Принеси, старик! — распорядился Валерий.

Томмот поднялся из-за стола:

— Ну зачем почтенного человека принуждать бегать!

Морщась от боли, Томмот надел шубу, пропустил вперёд старика и вышел за ним.

Пока шли к знакомой двери, обитой коровьей шкурой, ни Томмот, ни старик не обмолвились ни словом. Лишь в убогом жилище старика Томмот обернулся к нему:

— Ну?

— Всё хорошо.

— А что хорошо? Донесение передал?

— Передал.

— Надёжно ли?

— Нынче же в Чурапче всё будет известно.

Радость охватила Томмота. Он закружился вокруг старика, как ребёнок, которого одарили пряником или игрушкой.

— Спасибо, дедушка Охоноон!

— А подлечить тебя и вправду надо. Дам-ка я тебе вот это… — Он повозился в углу и подал Томмоту завёрнутый в тряпочку сухой пучок травы. — Завари как чай и попей. Легче станет.

— Спасибо, дедушка Охоноон! За всё спасибо!

Томмот обнял старика.

Вернувшись, он сделал, как велел Охоноон, — заварил пучок травы в чайнике, затем с аппетитом доел свой завтрак и запил настоем. Душа его ликовала: в Чурапче сегодня же всё будет известно!

Солнце уже поднялось из-за леса, когда отправились в путь. Валерий в своей кошевке ехал, как обычно, далеко впереди. За ним поспешал Лэкес с реквизированными конями, привязанными за поводья к его саням, а Томмот ехал последним.

Вдруг конь его встал, наткнувшись на рысившую впереди лошадь. Томмот привстал в санях и тут же услышал испуганный вопль:

— А-а-ы-ый!..

Бросив вожжи, Томмот кинулся на крик.

— У тебя что, глаза повылазили, идиот?! На!

Взбешенный Валерий хлестал Лэкеса кнутом, а тот, обхватив голову руками, всё ниже приникал к саням. Томмот встал между ними.

— Стой! Остановись, тебе говорят! В чём его вина? Спятил, что ли?

— На, смотри! На! — Валерий сорвал с головы шапку и ткнул Томмоту в лицо.