Красавица Амга

— Спятила, девка! — Мать вырвала у неё ружьё и передала Томмоту. — Не дури, тебе говорят!

Но Кычу уже трудно было остановить.

— Тогда ты стреляй! Нам двоим на этой земле не ужиться! Стреляй, бандит!

Услышав такое, Суонда проворней соболя вскочил с кровати и встал между своей любимицей и парнем.

Томмот закинул ружьё за спину и направился к двери. Тогда, метнувшись к запечью, Кыча схватила топор.

Томмот выскочил вон. Сзади хлопнула дверь. В сенях он прислушался: в доме ещё гомонили. Вот так в переплёт он попал! Видать, при Кыче вход в этот дом ему уже заказан. Ладно, нет худа без добра — он теперь поедет в Сасыл Сысы, нельзя упускать удобный момент: едва ли его ещё раз выпустят из слободы одного, без соглядатая! Валерий, пожалуй, и в этот раз не отпустил бы, не опохмелись он с утра со своей бабёнкой. Да, за отлучку из слободы и особенно вот за эту поездку в сторону Сасыл Сысы не похвалил бы его Ойуров. Расставаясь, он не раз говорил ему: «Избегай места боёв. Нам не нужно твоё ратное геройство. Есть на то другие люди. Нам нужны твои глаза и уши. Ты должен быть в живых. Твоя главная задача: вызнать, куда собираются ударить белые, места и время их засад».

Но Томмот ничего не мог сделать с собой.

Сасыл Сысы… Сколько уже героев полегло на этом маленьком аласе! Пятачок, стиснутый со всех сторон белыми… И ничем нельзя помочь им в их отчаянном положении. Что Томмот сделает, если попадёт туда нынче? Посмотрит — только и всего…

Он вывел коня на большую дорогу и направил его в сторону Сасыл Сысы.

О, Кыча! Он мысленно вернулся в дом, из которого только что был выпровожен ею. Каким гневом сверкали твои глаза! Бандит, говоришь. Но, к несчастью, пока должен им оставаться. А ты храбрая, Кыча. К ружью бросилась, за топор схватилась… Если бы ребята из Якутска могли видеть тебя в эту минуту! Спасибо тебе, светлое солнышко! Спасибо за преданность нашей мечте, за то, что ты такая, какой я тебя знал всегда. Живи с сознанием своей правоты, а я вытерплю, снесу всю меру твоего презрения. Когда-нибудь я поклонюсь тебе, и ты меня не оттолкнёшь. Может быть, этот день и не далёк.

Стемнело. Стало пощипывать щёки: мороз к вечеру прижал, да вдобавок задул ветер-низовик. Держа вожжи под мышками, Томмот принялся завязывать шнурки наушников, и тут конь, фыркнув, вдруг отскочил вбок.

— Сат! — Томмот подстегнул коня, но тот остался недвижим.

Соскочив с саней, Томмот прошёл по глубокому снегу вперёд, к голове коня, чтобы завернуть его на дорогу, когда послышался близкий скрип санных полозьев, а вслед за тем смутными тенями выдвинулись тяжело нагруженные кони.

— Стой! Кто идёт? — крикнул по-русски Томмот.

Сани остановились.

— Это мы… из Сасыл Сысы… — ответил возница с передних саней, по выговору объякутившийся русский из слободы.

— Кто это «мы»?

— Возчики мы… Господа послали нас с грузом в слободу, — отозвался со вторых саней якут. — Если назвать это грузом…

Томмот пошёл на голоса. Кладь высоко нагруженных саней сверху была забросана охапками сена. Уж не везут ли обратно туши мяса, отправленные в Сасыл Сысы вчера? Сердце ворохнулось у него в груди: там всё кончено?

— Как там… красные? — с беспечным выражением спросил Томмот.

— Сражаются.

— Не сдались ещё?

— Ещё чего!

— Говорят, сами ещё Пепеляеву предлагают, сдавайся, мол.

Собравшись в кружок, возчики закурили, во тьме засветились светляками их трубки. В редкие минуты, когда соберутся вместе, возчики обычно говорливы. Эти же почему-то угнетённо молчали.

— Рассказали бы что-нибудь, — попросил Томмот.

Люди продолжали молчать, шуршал только пар их дыхания — он мгновенно смерзался на лютом морозе и опадал вниз.

— Когда обещают ваши начальники прижать красных к ногтю?

— Да обещают… — ответил нехотя тот же якут. Помедлив, он добавил: — Про этого Строда говорят, что он там вроде чего-то поел и обрёл силу волшебника. Пуля попадает в него — а ему хоть бы что. Рана, говорят, прямо на глазах так и затягивается. Может ли такое быть?

— Не знаю, — отозвался Томмот. — Что это у вас на возах?

Ответа не последовало.

— Что на возах, спрашиваю?! — повысил голос Томмот.

— Груз такой, что и выговорить-то страшно, — ответа русский.

Подойдя к саням, Томмот разрыл притрушенное на кладь сено. Обнажилось что-то бесформенное, громоздкое, наваленное кое-как. Удивившись, Томмот чиркнул спичкой и тут же бросил её в снег: вытянув к нему руку с растопыренными пальцами, словно собираясь схватить его, уставясь льдышками глаз, лежал труп рыжебородого человека с офицерскими погонами. Высокая груда окоченевших на морозе трупов, сваленных вповалку и увязанных на санях, и была грузом этого ночного обоза.

— Это мёртвые? — попятившись, спросил Томмот невпопад.

— Да, трупы… Братьев…

— Из Сасыл Сысы?

— Оттуда.

— Это всё — такое?.. — показал Томмот на вереницу саней.

— Тут не всё. Ещё больше осталось там, на месте…

Томмот пошёл обратно к своим саням. Возчики, кончив перекур, разошлись по своим местам и, видимо ободряя себя громким понуканием коней, потянулись мимо стоящего на обочине Томмота.