Красавица и чудовище

— Любимая, — мое сердце на секунду остановилось. Сколько было боли, надежды, нежности, любви в этом адресовано, увы, не мне призыве. Я молчала, не зная, что ответить, даже дышала через раз.

Видимо неизвестный понял что ошибся, так как через мгновение раздался строгий голос.

— Кто позволил? Я спрашиваю, какое право ты имеешь находиться здесь?! Вон! Пошла вон!!! — это было сильнее меня, на уровне инстинктов. Я вскочила с качелей и побежала, быстрее, быстрее, главное не слышать этот голос. Бежать, бежать, в этот раз дорогу я выбрала правильную и вскоре увидела замок.

Увидев впереди замок, я вздохнула с облегчением. Быстро открыла дверь. Секунда, и я уже под надежной защитой каменных стен.

Ну служанка, ну…

На шатающихся ногах, все-таки не привыкла я так быстро бегать, я отправилась в спальню.

На лестнице мне встретился один из служащих:

— С вами все хорошо? — заботливо поинтересовался он. Я подняла на него взгляд, его зрачки расширились и он поспешил ко мне на помощь, подхватив готовое свалиться тело.

— Отведите меня в комнату, — попросила я.

Добирались до моих покоев мы долго. Мужчина предлагал мне вызвать врача, но я отказалась, кроме слабости я ничего не чувствовала.

Попросив меня не беспокоить, я заперлась в спальне. Добрела до ванны, попутно снимая с себя платье и балетки.

А в ванне произошло то, что не происходило со мной, пожалуй, очень давно. Я разрыдалась. Слезы буквально текли ручьем, сотрясая тело рыданиями. Льющаяся вода заглушала мои всхлипы. Я плакала и сама не знала, что послужило этому причиной. Просто прорвало плотину, и эмоции нахлынули разом. Когда поток слез закончился, я сидела под струей горячей воды и всхлипывала. Мне ужасно захотелось домой, в свою квартиру.

Приняв холодный душ, я обозвала себя тряпкой и пошла в спальню. Спать не хотелось, выходить из комнат тоже. Не придумав ничего лучше, я взяла с полки первую, попавшуюся под руку книгу. Это оказался сборник стихов Анны Ахматовой.

Сев на широкий подоконник, открыв окно, включив музыку на плейере, я погрузилась в чтение.

Хорони, хорони меня, ветер!Родные мои не пришли,Надо мной блуждающий вечер

И дыханье тихой земли.Я была, как и ты, свободной,Но я слишком хотела жить.Видишь, ветер, мой труп холодный,И некому руки сложить.Закрой эту черную рануПокровом вечерней тьмыИ вели голубому тумануНадо мною читать псалмы.

Чтобы мне легко, одинокой,Отойти к последнему сну,Прошуми высокой осокойПро весну, про мою весну.

Туман заволок глаза. Тело ослабло, сознания медленно уплывало во тьму. Веки бессильно закрылись. Последнее, что я слышала, это как книга, стукнувшись, упала на пол.

***

Он зашел еле слышно. Она полулежала на подоконнике, раскрытая книга валялась снизу.

"Не дурна" — подумал он, осмотрев девушку. Взял на руки и аккуратно положил на кровать, не хватало еще, чтобы она выпала из окна.

Он проследил за ней, когда девушка убегала из сада.

Ночная незнакомка оказалась любопытной особой. "София, самое подходящее имя, для этой милой девушки", — подумал он, когда уложив ее, смотрел на расслабленное бледное лицо. Да, он уже узнал все о ней, о своей милой ночной собеседнице.

Его рука, облаченная в перчатку, невольно потянулась к лицу спящей девушки, убрать выпавшую прядь.

"Как я мог ошибиться? Она даже отдаленно не напоминает ее" — произнес он, про себя смотря на нежные черты лица.

Дверь бесшумно закрылась за спиной незваного гостя оставив после него лишь ничего неподозревающую спящую девушку и алую розу на подоконнике, как извинение за грубое поведение, которому она была свидетелем.

А девушка, оставшись одна, вдруг начала вертеться на постели скидывая простыни и шепча невнятные мольбы.

***

Пульс стучал у меня в голове. Кровь казалось, взбесилась от переизбытка адреналина и ударяла в голову, из-за чего, в глазах поминутно темнело, и на доли секунды я терялась в пространстве, двигаясь лишь по инерции. Ноги толи подкашивались, то ли немели, голые ступни то и дело резались об корни деревьев, торчащих из-под земли. Камни как будто рассыпанные злым шутником, для того чтобы посмотреть, как будет мучиться подопытный, резали оголенные стопы, впиваясь в раны.

Ветер усиливался с каждым биением испуганного сердца. Деревья, которыми так умело дирижировал дух воздуха стонали после каждого нового дуновения, оо, что это были за стоны, умирающих в пытках надежд, разрывающего сердца предательства, стон безответной любви… Он не был слышен, он чувствовался, каждой клеточкой, всей душой ощущать ту муку сотни душ… От этой какофонии звуков хотелось, нет, не заплакать, разреветься, заорать, хоть как-то выплеснуть ту скорбь и печаль, которая разъедала меня изнутри.