Читаем Красавица и чудовище полностью

Потом дружить нам стало очень трудно. У нее росли свои пары, у меня  — свои, наши ученики почти все время противостояли друг другу, следовательно, противостояли и мы. Я внимательно следила за ее работами. Ведь долгое время она ставила программы лучшим в мире танцорам, Пахомовой и Горшкову. Помню, как на одном из традиционных соревнований на призы «Нувель де Моску» оригинальным танцем была румба. Я приехала с соревнований в таком восторге от танца Пахомовой и Горшкова, что не смогла себя сдержать и в двенадцать часов ночи позвонила Чайковской, сказав, что она гениальный тренер, что ничего подобного я в своей жизни не видела. Я говорила, что преклоняюсь перед ней только за то, что она дала мне возможность увидеть такой неподражаемый танец.

В 1976 году на зимней Олимпиаде в Инсбруке мы жили в одном номере. И хотя задачи у нас как у тренеров в танцах были разные (Пахомова  — Горшков считались первой парой сборной, Моисеева — Миненков могли рассчитывать только на второе место), трудных дней хватило и ей, и мне. Ведь, кроме танцоров, у Чайковской еще выступал Владимир Ковалев, а у меня Роднина и Зайцев. Поддерживали мы друг друга как могли. Бегали по очереди в шесть утра за соком. Сама издерганная ничуть не меньше меня, Чайковская, когда мне становилось совсем плохо, садилась рядом успокаивать меня. И наше общее тренерское дело, которое развело нас, в эти нелегкие дни вдруг объединило. В Инсбруке я поняла: никто и никогда из тренеров не был и не будет мне ближе, чем Чайковская. Никого я так не понимаю, как ее. Мне может в ней что-то не нравиться, и что-то ей не нравится во мне, но это не мешает нашей дружбе. И даже соперничество наших танцевальных пар не поколебало ее. Какое это имеет значение в моей привязанности к Елене Анатольевне? Чайковская  — мой тренер, благодаря ей я стала тренером, а может быть, назло ей, но все равно примером служила она. Она привила мне много хороших человеческих качеств. Моя забота об учениках воспитана отношением Чайковской ко мне. И постановочный период для меня такой радостный потому, что радостным был для нее, я видела, какое наслаждение она получает, ставя танец. То, что я работаю обычно без хореографа,  — это тоже от нее. На Олимпиаде в Лейк-Плэсиде, когда у меня сложилась трудная ситуация с Родниной и Зайцевым  — менять или не менять им программу,  — я смогла сохранить выдержку и не шла на уступки во многом благодаря поддержке Чайковской. Я радуюсь и горжусь, когда она, обычно очень скупая на похвалу, поздравляет меня, моих ребят.

В Лейк-Плэсиде немало неприятностей было и у нее. Заболел корью Ковалев, и мы по очереди носили ему еду, передавая кастрюльку через хоккеистов, в олимпийской деревне проход женщинам в мужские корпуса был запрещен, как, впрочем, и наоборот. Когда у меня на душе неспокойно, я ложусь и лежу пластом. Лена, наоборот, бегает. С шести утра до глубокой ночи.

Я знаю, как она любит своих учеников, буквально их обожествляет. Их недостатки у нее превращаются в достоинства, мало того, она и других умудряется заставить в это поверить. Между прочим, такой дар  — тоже одно из великолепных тренерских качеств, и им обладают немногие. Она заставила всех поверить, что Ковалев  — лучший в мире фигурист, хотя нередко он катался не на самом высоком уровне. Но он умел выигрывать, когда она была рядом с ним. Она учила и научила его побеждать, учила его быть злым. Потом она тренировала в мужском одиночном катании Владимира Котина. Мне нравились их программы, я видела всю Лену в его композициях. То, что она незаурядный тренер, подтверждает история восхождения танцевальной пары Линичук  — Карпоносов. У этого дуэта были отлично поставленные танцы, но самих фигуристов я не могу назвать выдающимися  — это не чемпионская пара. Чайковская сумела заставить всех судей в течение нескольких лет отдавать Линичук и Карпоносову первые места. Вот Пахомова по своим природным данным  — талантливейшая фигуристка. Горшкова Лена подняла до уровня партнерши исключительно своим трудолюбием. От «Соловья» у меня просто дух замирал. Я

забывала, что ее ученики  — наши соперники, восторгалась Ковалевым в «цыганочке», именно таким и должен быть этот танец. Хорошо смотрелись в паре мой прежний партнер Георгий Проскурин и Галина Карелина. Они показывали в парном катании интересные находки Чайковской, прекрасно придуманные ею поддержки, а программа Карелиной  — Проскурина на музыку из фильма «Восемь с половиной» была, просто новаторской. Однако почти все ее ученики расстаются с ней тяжело, не сохраняя потом отношений. Тем не менее на ее шестидесятилетие пришли все!

Очень трудно вот так, на нескольких страницах, рассказать о Чайковской. Она очень разная  — нетерпеливая, добрая, злая, великодушная, как любой неординарный человек. И говорить о ней однозначно нельзя. Тем не менее я могу выразить свое к ней отношение одной фразой: Лена Чайковская  — дорогой и близкий для меня человек. И в трудные минуты откровения она мне говорит: «Люблю тебя, Тарас!»

Перейти на страницу:

Все книги серии Мой 20 век

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары