Красавица и герцог

Герцогиня раздраженно закатила глаза в ответ на эту словесную акробатику.

— Называйте его мистером Кавендишем. Это его настоящее имя.

— Однако он не хочет, чтобы его так называли.

— А мне начхать, хочет он или не хочет. Он тот, кто есть. Кавендиш. И кончено. — Герцогиня поднесла к губам чашку с шоколадом и сделала щедрый глоток. — Все мы те, кто мы есть. И это хорошо.

Грейс промолчала. Ей столько раз приходилось выслушивать нравоучения герцогини о «природе человека» и «естественном порядке вещей», что благоразумнее было не искушать судьбу: старуха вполне могла разразиться очередной проповедью.

— Вы не ответили на мой вопрос, мисс Эверсли.

Грейс помедлила, обдумывая ответ.

— Мне трудно сказать, мадам. Я так мало знаю вашего внука.

Грейс говорила почти искренне. Ей трудно было себе представить кого-то другого вместо Томаса в роли герцога. Мистеру Одли при всем его очаровательном дружелюбии и веселости определенно не хватало солидности, основательности. Конечно, он умен, этого Грейс не отрицала, но хватит ли ему мудрости, рассудительности и воли, чтобы управлять огромными владениями? Большую часть времени Кавендиши проводили в Белгрейве, но Уиндему принадлежали бесчисленные имения в Англии и за ее пределами. Томасу приходилось держать не меньше дюжины секретарей и управляющих, помогавших ему вести дела, однако он отнюдь не бездельничал, переложив все заботы на чужие плечи. Грейс могла бы поклясться, что он знает в Белгрейве каждую пядь земли. Ей нередко доводилось заменять герцогиню, выполняя повседневные обязанности хозяйки поместья, и она заметила, что Уиндем лично знаком почти со всеми своими арендаторами.

Грейс считала это замечательным достоинством в человеке, воспитанном в сознании собственного превосходства и стоящем неизмеримо высоко над остальными смертными (чуть ниже короля и, по воле Божьей, много выше всех прочих).

Томасу нравилось поддерживать реноме немного скучающего светского льва, слегка циничного и искушенного в житейских делах, но под этой маской скрывалась натура, куда более глубокая. Именно поэтому ему и удавалось так хорошо управлять бессчетными владениями.

И потому Грейс было так горько видеть жестокое, пренебрежительное невнимание герцогини к внуку. Грейс понимала, что того, кто сам не испытывает чувств, нисколько не заботят чувства других, но в обращении с Томасом герцогиня проявляла редкое бездушие, его невозможно было объяснить даже чудовищным эгоизмом старухи.

Грейс представления не имела, провел ли Томас ночь в замке, но если бы он не вернулся, она не стала бы его осуждать.

— Еще шоколада, мисс Эверсли.

Грейс поднялась и наполнила чашку герцогини из кувшинчика, стоявшего на столике возле кровати.

— О чем вы разговаривали прошлой ночью?

Грейс не собиралась откровенничать с герцогиней. Она решила прикинуться простушкой.

— Я рано ушла к себе. — Она резким движением подняла вверх кувшинчик с остатками шоколада, не пролив ни капли. — С вашего любезного разрешения.

Герцогиня нахмурилась, сверля компаньонку испытующим взглядом, но Грейс поспешно отвернулась, чтобы поставить кувшинчик на поднос. Этот маневр позволил ей выиграть немного времени.

— Он говорил обо мне? — не унималась герцогиня.

— Э-э… не так уж много, — уклончиво пробормотала Грейс.

— Немного или ничего?

Грейс повернулась лицом к хозяйке. Герцогиня явно теряла терпение, и избежать допроса, похоже, не удавалось.

— Он упоминал о вас.

— И что он сказал?

Боже милосердный! Не говорить же мадам, что внук назвал ее старой перечницей? И это еще не худшее выражение из всех, что могли прийти ему на ум.

— Я точно не помню, ваша светлость, — пролепетала Грейс. — Мне очень жаль, я не знала, что мне следовало запомнить его слова.

— Что ж, в следующий раз потрудитесь запомнить, — проворчала старуха. Она было снова уткнулась в газету, но подняла глаза к окну, ее губы сжались в тонкую упрямую полоску. Грейс сидела смирно, сложив руки на коленях, и терпеливо ждала, а герцогиня беспокойно ерзала, пила маленькими глоточками шоколад и скрежетала зубами. Но в конце концов — в это трудно было поверить — Грейс стало жалко несчастную старуху.

— Мне кажется, он похож на вас. — Слова вылетели сами собой, прежде чем Грейс успела прикусить язык.

Глаза герцогини радостно вспыхнули.

— Правда? Чем?

Лицо старухи казалось непривычно счастливым, и у Грейс упало сердце: она понятия не имела, что сказать.

— Ну, сходство не слишком бросается в глаза, — промямлила она, — но в выражении лица есть что-то общее. — Грейс выдавила из себя вежливую улыбку, однако затянувшаяся пауза ясно говорила о том, что герцогиня ждет продолжения. — Его брови, — выпалила Грейс, на которую вдруг снизошло гениальное озарение. — Он поднимает их в точности, как вы.

— Вот так? — Левая бровь герцогини взлетела вверх так стремительно, что едва не соскочила с лица вовсе. У Грейс захватило дух от этого зрелища.

— Э-э… да. Что-то вроде этого. Его брови… — Грейс коснулась лба рукой и смущенно замолчала.

— Кустистее?

— Да.

— Ну, он же мужчина.

— Да. — «О да».

— Он двигает обеими?

Грейс непонимающе уставилась на нее.

— Обеими, мадам?