Я спускаюсь по лестнице и невольно подслушиваю чужой разговор. Слова долетают все четче, еще секунда – и я узнаю голос Вадима. А вот второй голос я слышу впервые. Он женский и высокий.
– …я не знаю, что делать, Вадим, – женщина говорит громче, и я понимаю, что она едва сдерживает слезы. – Он же не шутит, он может сотворить что угодно. Это страшный человек! Особенно в гневе.
– Тише, – бросает Вадим. – Он не в гневе. Он наговорил всякого на эмоциях.
– Нет! Ты не видел его, у него были очень плохие глаза…
– Я думал, вы говорили по телефону.
– По видеосвязи.
– Зачем ты вообще отвечаешь на его звонки? – в тоне Вадима прорезается раздражение.
– Он ваш отец, Вадим, – женщина тоже заводится и отвечает с оголенным нервом. – Твой и Максима. Это невозможно стереть! Я могу не брать трубку, когда он звонит, но от этого ничего не изменится. Он ваш отец, и он опасен. Он не может простить, что мы приняли в семью Макса, а его выкинули. Он, видно, наигрался со своей куклой-любовницей и вспомнил времена, когда у него была нормальная семья.
– С тех пор прошло много лет. Я больше не считаю себя его сыном.
– А он считает тебя сыном. Причем единственным. Своим наследником. А Макс для него как был помехой, так и остался. Я боюсь, что он что-нибудь сделает с ним.
Женщина всхлипывает, после чего слышатся шаги.
– Не успокаивай меня, – добавляет она порывисто. – Я не накручиваю! Ты тоже знаешь, что на теле Макса есть след от пули. В него уже стреляли люди отца. Прошел всего год с тех пор.
Я прикладываю ладонь ко рту. Эмоции обжигают все нутро, я буквально застываю на месте и забываю, куда вообще собиралась идти.
Что значит в Максима стреляли люди его отца?
Как это вообще возможно?
Как можно покушаться на жизнь собственного ребенка?
Второй ладонью я сжимаю поручень и пугаю саму себя, когда издается легкий скрип. Тот отрезвляет меня, и я бросаюсь назад. Я не смотрю под ноги. Почти что бегу и выдыхаю хотя бы на полглотка, когда возвращаюсь в спальню. Вижу Максима на кровати и чувствую, как становится легче на душе. Он в порядке, он здесь, рядом…
– Крошка? – Макс реагирует на шорох и кривится, пытаясь приоткрыть глаза.
Ему это плохо удается. В комнате слишком много света.
– Что такое? – Он выставляет локоть и поднимается. – Что стряслось?
Я слышу тревогу в его голосе. Пытаюсь улыбнуться, потому что слова не идут, я в таком шоке, что не знаю, как произнести хоть слово. Я шагаю к нему и через пару мгновений оказываюсь в его сильных руках. Макс поднимается с кровати и тянется ко мне, прижимая к груди.
– Прекращай пугать меня. – Он наклоняется и пытается заглянуть мне в лицо. – Что я проспал? Если это опять Ксюша, я запрещу тебе вообще иметь подруг. Ты не умеешь их выбирать…
– Нет, это не Ксюша. Дело в другом.
– Тогда в чем?
– Я случайно подслушала. Внизу твой брат говорил с кем-то.
– С Лерой?
Максим проводит ладонями по моим плечам, успокаивая.
– Нет, другой голос. Женщина… Она сказала, что твой отец хочет тебя убить.
Я смотрю Максу в глаза сквозь поволоку эмоций, но на него мои слова не производят никакого эффекта. Он лишь усмехается, а потом крепче притягивает меня к себе. С его губ слетает: «Глупышка».
– Это нормально, – добавляет он, чувствуя, что я вот-вот начну противиться и требовать, чтобы он сказал хоть что-то. – В нашей семье так заведено.
– Что? Что ты несешь, Макс?!
– В каждой семье свои приколы. Мой отец меня не переносит, ничего нового.
– Но… но…
– Ну хватит. – Он целует меня в губы, а потом отклоняется в сторону и подхватывает свою одежду. – А та женщина, которую ты слышала. Она тоже плакала?
– Да, она всхлипывала на каждом слове.
Макс тяжело выдыхает. Он трет длинными пальцами переносицу, взлохмачивает прическу и снова берет меня за руку.
– Значит, это мама.
– Мама? Твоя?
– Не биологическая, но я считаю ее своей матерью. Она родила Вадима и приняла меня. Она нашла меня еще в детдоме и помогала, как могла.
– Боже, Макс! – Я всплескиваю руками. – В твоей жизни было хоть что-то нормальное? Как у всех?
Он задумывается, словно действительно пытается припомнить такой момент.
– Ты. – Он находит время, чтобы подмигнуть мне. – Пойдем вниз. Чувствую, там тоже надо останавливать водопад слез. А мой старший брат в этом не силен.
Макс тянет меня к двери. Я же не могу так быстро перестроиться. Да и его беззаботность удивляет. Он то ли оброс настоящей броней вместо кожи, то ли умеет отлично держаться.
– Ну и что тут? – бросает он, повышая голос, когда остается всего одна ступенька. – Уже заказали панихиду?
Мы входим в гостиную с панорамными окнами. Но солнечный день совершенно не соответствует атмосфере, которая поселилась в комнате. Тут как будто только-только прогремела гроза. Вадим стоит у кресла с хмурым лицом и со стаканом воды в ладони. Лера тоже тут. А в кресле сидит незнакомая мне женщина. На ней синяя шелковая блузка и черные брюки, много золотых украшений и отпечаток больших возможностей. Она очень статная и ухоженная, и ее внимательный взгляд тут же упирается в мою фигуру.
– Макс. – Лера качает головой на его шпильку.