Красивая женщина умирает дважды

– Тебе Мария не сказала, куда пошла?

Батя насупился:

– Нет. Но ты, Юра, ее зря отпустил. Нельзя, праздник все-таки, да и беременная она.

– Да хоть какая! Сколько можно терпеть капризы!

Захлопнул в раздражении дверь.

Выносить сор из избы, звонить будущей теще не стал. Да и вряд ли подруга поедет к матери – с ней она на ножах. Как, впрочем, и со всем светом.

Приятельниц, у кого можно в новогоднюю ночь скрыться, в Машкином окружении тоже не имелось – со всеми, когда забеременела, рассорилась.

Но куда могла отправиться? Магазины позакрывались, неужели по улицам бродит одна?

Спустит, конечно, на него всех собак, но Машкин номер он набрал. «Абонент недоступен», – холодно откликнулся телефон.

Стал проверять по трекеру, но светящейся точки не появилось. Вообще выключила аппарат, зараза.

Очень в ее духе: себе испортить новогоднюю ночь, а заодно и его проучить.

Все равно надо идти искать.

Чертыхнулся, оделся, вышел в зябкий, влажный, совсем не зимний вечер. На улице почти никого – народ с петардами на воздух сразу после курантов ломанется.

В прошлые их ссоры, когда Машка из дома убегала, он ее в ближайшем магазинчике находил. Продавщица там до чужих страстей любопытная – ей подруга и заливала часами про мужа-тирана.

Но сейчас торговая точка закрыта, на двери объявление: «Тридцать первого декабря до 21.00!!!»

Подруга как раз незадолго до этого времени убежала. Может, торговка и приютила ее? Сидят вместе в тепле, гадости про него говорят.

Машка (среди миллиона прочих упреков) всегда говорила, что «ему вообще пофиг на ее жизнь».

Ошибалась.

Юра, хоть виду не показывал, про подругу многое подмечал. И с продавщицей ближнего магазинчика однажды беседовал. Та жадно пыталась выведать про их ссоры-раздоры, и он на Машку с удовольствием пожаловался. А между делом узнал – торговка приезжая, работает вахтой. Комнату снимает – «да вот здесь, в вашем доме, на первом этаже».

Туда и отправился. Радуйтесь, кобры. Мужик с извинениями пришел.

Дверь открыла сама тетка-сплетница. Уже навеселе. Вылупила глаза:

– Юра! Ты чего хотел?

– Машки у тебя нет?

Удивилась – вроде бы натурально:

– Она не дома разве?

– Да опять капризничает. К тебе не заходила?

– Прибежала! Около девяти. Вся в слезах. Разве так можно с беременной?!

Глядит укоризненно. Оправдываться не стал, потребовал ответа:

– А куда потом пошла?

– Так не знаю. Я б к себе позвала, но у меня – закраснелась, улыбнулась лукаво – гость сегодня.

На коврике грязью стекают кроссовки, на вешалке тюбетейка, в комнате музыка. Не до Машки сердобольной продавщице.

– Ладно, – хмуро сказал, – если появится, сообщи. Где живем, знаешь.

Снова вышел на улицу. Затревожился совсем всерьез. Может, под машину попала? Или плохо стало – в больницу увезли?

Во двор Митрич высунулся, первый на весь дом алкоголик. Увидел Юрия, сразу к нему:

– Догнаться нет?

– Не до выпивки. Машку ищу. Не видел?

– Так она сказала, что уходит от тебя на хрен! – доложил злорадно.

– Куда?

– Не сказала.

– А пошла куда?

– Да я не смотрел. В сторону парка, вроде.

Вот что за идиотка? Вместо того чтоб праздновать, плачет где-нибудь на скамейке. Да из-за чего? Тапочки не того размера подарил?!

Так и встретил Новый год один, под вой ветра, в беготне от аллее к аллее и собственный тревожный крик:

– Ма-ашка!

В час ночи отчаялся. Вернулся домой. Стал больницы обзванивать. В четыре утра пришел в полицию. Пробился сквозь толпу поддатых потерпевших, долго уговаривал уставшего дежурного принять заявление или хотя бы меры.

Но капитан отмахнулся:

– Мы только по несовершеннолетним заявления берем. У подружки какой-нибудь твоя жена. Утром явится, не волнуйся.

Можно бы плюнуть. Вернуться домой – и накатить с горя. От души.

Но Юрий вызвал за сумасшедшие деньги такси. Съездил к будущей теще. Убедился, что Марии там нет. Выслушал причитания и укоры.

Растерянный, испуганный, голодный, вернулся домой. В отчаянии достал из тумбочки Машкину записную книжечку (бумажную). Начал по всем телефонам, что там были, названивать. Но номера совсем, видно, старые, и добрая половина абонентов вообще не понимала, о какой Маше речь. А другие – просто его посылали.

* * *

Первого января Дима проснулся от детского плача. В полудреме перепугался: «Мой, что ли, ребенок?»

Открыл глаза. Надюшка сладко посапывает, в квартире тишина. Ну, дела! Суток не прошло, как новость узнал, а кошмары начали сниться.

Вчера под шампанское, Чайковского, в окружении воспитанных, нарядных детишек из партера грядущее отцовство казалось веселым приключением. А сейчас призадумался. На следующий Новый год их младенцу будет, плюс-минус, несколько месяцев. И как они встретят праздник? Под капризы и вопли? А у него-то была мысль: предложить театралке-Надюшке съездить в Питер. Сравнить «Щелкунчиков» в Главном театре и в Мариинке. Красивый план теперь точно откладывается. Интересно, на сколько? Бабушек-дедушек у них нет, няньку на новогоднюю ночь не найти, а на балет детей только с шести лет пускают. Да и вообще: какие театры, поездки? Все деньги будут на ребенка уходить.

Подумал малодушно: «Может, не выносит?»