Красная линия метро

Ощерившись звериным оскалом и бормоча слова проклятия в адрес невесть откуда взявшегося случайного свидетеля, Колкин поднес руку с ножом к лицу, чтобы хоть как-то защитить глаза от яркого света. Помогло это мало, зато хватку на шее жертвы он заметно ослабил.

Сделать что-то ещё он не успел. Мгновение спустя откуда-то сбоку метнулась огромная тень, раздалось клацанье зубов, и две мощные собачьи челюсти с силой сомкнулась на руке с зажатым ножом.

Тысячи искр разом вспыхнули в сознании маньяка. Не в силах сдержаться, он заорал во весь голос. Вмиг позабыв про Юлю, Колкин стал обороняться, нанося удары освободившейся рукой по безжалостному лохматому врагу. Но все оказалось без толку, собака лишь глубже и глубже вонзала острые крупные зубы в его кисть.

Вскоре раздался хруст дробящихся костей, и теперь мужчина даже не кричал, а выл на все лады от нестерпимой боли. Он визжал, хрипел, матерился. На его разорванных губах пузырились кровавые пузыри, из глаз текли слезы, а из ноздрей тягучими красными сталактитами свисали сопли.

Это был уже не тот образчик превосходства над жалкими людскими жизнями, который мог по щелчку пальцев решить: жить человеку или умереть. Это было испуганное, беспомощное существо в человечьем обличье, которое мечтало только об одном: чтобы собака хоть на немного ослабила мертвую хватку.

Зато Юля мешкать не стала. Едва ощутив свободу, она перекатилась через бок, и шустрой ящеркой уползла подальше от ревущего на всю округу монстра. Оказавшись на безопасном расстоянии, она не утерпела и оглянулась. В пляшущем свете фонаря бегущего в их сторону человека ей был хорошо виден финал борьбы человека и огромной собаки.

Она видела, что ножа в руке нападавшего больше нет. Зато его неестественно искривленная кисть, торчащая из пасти огромного алабая, безвольно болталась при каждом движении шеи могучей Герды.

А собака словно обезумела. Яростно рыча и войдя во вкус сражения, она с остервенением мотала головой с прижатыми ушами-обрубками во все стороны.

Маньяк больше не сопротивлялся. Срываясь на визг, он истошно молил, чтобы Юля приказала собаке его отпустить.

— Герда, фу! — раздался из темноты запыхавшийся мужской голос. — Дочка, держи фонарь!

Подбежавший Кутепов, тяжело дыша, быстро вложил ей в руку фонарь, а сам, заломив за спину здоровую руку Колкина, одним движением придавил его к земле.

— Все, милая, дело сделано. Вызывай милицию и… скорую, — строго распорядился он. — Попался, урод. А ты молодец, что не струсила. Вся в брата…

Последнюю фразу Юля так и не поняла. Впрочем, ей было не до того, поскольку требовалось срочно найти потерянный в траве телефон.

И все же поиски сотового пришлось прервать. В этот момент из-за поворота шоссе показался мчащий на всех парах милицейский уазик. Ревущий на всю округу из-за пробитой по дороге выхлопной трубы, сверкая в ночи мигалками как новогодняя елка, он лихо несся в их сторону.

— И главное, очень вовремя, — усмехнулся Кутепов, пряча улыбку в густой бороде.

Эпилог

По перрону Курского вокзала шли трое: высокий, плотного телосложения, бородатый мужчина в камуфляжной форме, собака породы алабай и молодая женщина со следами зеленки на исцарапанном лице.

В ушах девушки были вставлены наушники-капельки фирмы «Sony». Она беззвучно шевелила губами, подпевая концовку своей любимой песни.

Just trying to make his way homeОн просто добирается до дома…Nobody calling on the phoneНет, он никому не звонит по телефонуCept for the Pope maybe in RomeМожет, только Папе Римскому…

Песня закончилась. Достав из кармана джинсов MP3-плеер, Юля нажала на кнопку «Стоп».

Колоритная троица прошла еще немного вдоль перрона и остановилась около табло, на котором было написано, что электропоезд номер такой-то отправляется с данной платформы в восемнадцать ноль-ноль. Конечная станция прибытия: город Орел.

Петрова повернула голову и внимательно взглянула на спутников. С особой любовью она смотрела на своего нового четвероного друга, а точнее, подругу. С густой белой шерстью и небольшими соломенными подпалинами на животе та была просто неотразима. Да что и говорить, если все отъезжающие, нет-нет, да и поглядывали в их сторону, не в силах удержаться от комментариев при виде огромной собаки.

Самой же Герде было явно не до них. Ей было очень жарко. Высунув длинный розово-красный язык между ремешками так ненавистного ей намордника, она часто дышала, периодически поглядывая на хозяина в ожидании команд.

Кутепов сегодня был сама серьезность. Находясь где-то далеко в своих мыслях, он в задумчивости оглаживал усы и бороду, в который раз вызывая у Юли неизгладимое впечатление монументальности и абсолютной уверенности в собственных силах.

«Это вряд ли, что я стану звонить Папе Римскому, — философски рассудила она, подмигнув собаке. — Скорее уж я позвоню вам. Не так ли, Герда?»