Красная ворона

А брови я сбрил себе сам. Подобно древним египтянам — они лишали себя бровей в знак траура, когда умирала живущая в доме кошка. Во мне тоже умерло что-то сокровенное. А ты знаешь, что кошка — как и змея — символ вечности? Поскольку касается носом хвоста, когда спит…

ЧЕТЫРЕ БЕШЕНЫХ ВЕТРА, ИЛИ АНТИХРИСТ

На следующий день, когда я вернулась с очередной лыжной прогулки — все больше влюбляясь в безлюдный снежный простор под негреющим ясным солнцем, я потратила на нее полдня, — брат встретил меня на пороге избы. Еще накануне он предупредил, что ожидается нечто значительное: "лебединая песня", "финальный аккорд". Честно сказать, грандиозность предстоящего действа пугала, и это было еще одной причиной столь затянувшегося гуляния.

Рин был в одной рубашке и босиком, словно на улице не трещал двадцатиградусный мороз, а жарило лето. На шее у него висел большой круглый талисман из резной кости. Приблизившись, я подивилась тонкой работе: площадь с виселицей, палач в колпаке и толпа народа. Преступник с петлей на шее отчего-то улыбался от уха до уха.

— Я уж совсем заждался, — проворчал брат. — Входи, нас ждут великие дела!

От него веяло жаром, как от натопленной печки.

— Рин, с тобой все нормально? — С ужасом я заметила, как шипит снег на крыльце под его босыми ступнями. — Ты горишь!

— Не бойся, не обожгу. Зато на дровах экономия!

В доме оказалось адски душно. Видимо, воздух нагрелся от соприкосновения с его телом. И как только одежда не загорелась? Я открыла окно, чтобы впустить прохладу, и устроилась подальше — и от брата, и от натопленной утром печи.

— Ты знаешь, она (Рин выделил это слово, и я сразу поняла, о ком речь) упрекнула меня, что я растрачиваю дар на пустяки и напрасно сжигаю себя. Я решил прислушаться к мудрым словам и сотворить напоследок нечто полезное всему человечеству. Разом избавить людей от несчастий и бед — потратив на это остатки сил.

— Не слишком ли много ты на себя берешь?

Вид брата нравился мне все меньше. Он смахивал на возбудившегося безумца, психотика в период обострения.

— Ты не понимаешь! — Рин шагнул ко мне и оказался так близко, что пот градом заструился у меня по телу, как в парной. — Распахни пошире глаза: сейчас это случится. — Он взмахнул руками и заговорил густым и глубоким голосом, словно актер-трагик: — Я призову четыре ветра, четыре бешеных ветра с разных концов земли. Южный будет огромен и свиреп, но свирепость его во имя добра. И будет он рыжим, и конь его будет рыжим, и пес у его ноги будет рыжим.

Комната стремительно изменялась — расширялась, превращаясь в подобие тронного зала. Потолок упорхнул так высоко, что исчез из виду, и над головами повисла пугающая пустота. В центре возникло кресло, обитое бордовым бархатом. Рин прошествовал к нему и уселся с королевским величием. Не хватало только короны и скипетра. Я хотела было съязвить относительно босых ног и старой рубахи, но не успела: хлопнула входная дверь.

К трону с Рином двигалось нечто чудовищное. Невероятных размеров туловище коня переходило в торс мужчины. И то и другое было покрыто густой шерстью ржавого оттенка. Шею венчала скалящаяся голова пса с прижатыми ушами и вздыбленным загривком. Подойдя к брату, чудовище подогнуло передние ноги и с грохотом опустилось на колени.

— Повелеваю тебе, мой раб с горячим дыханием и вулканической лавой в жилах! — Рин величественно возложил длань на узкий собачий лоб. — Пронесись по земле, от края до края, и пусть копыта твои вытаптывают болезни, а зубы — выгрызают голод и нищету. Правь, мой бешеный Ветер, конем своим и натравливай пса своего!

Южный Ветер залаял хрипло и оглушительно и, вскочив на ноги, забил пудовыми копытами.

Меня закружил калейдоскоп видений. Мы с братом неслись куда-то верхом на рыжем исчадье в вихрях поднятой им пыли. Спиной я чувствовала горячую близость Рина, но оглянуться и посмотреть на него не могла: все мышцы словно парализовало. Кроме глазных. Я очень ясно видела, как под копытами размером с колокола гибнут вовсе не болезни, а больные: люди на последних стадиях рака или СПИДа, паралитики, прокаженные… Песья же голова очищала мир от бомжей, беспризорников и профессиональных нищих, разрывая их с утробным рычанием и заглатывая отдельные кровоточащие куски.

— Это же не избавление, а убийства! Что ты творишь?! — кричала я брату в ужасе и экстазе бешеной скачки.

— Это начало, сестренка, а вначале всегда разрушение и ужас! Нужно вырвать все сорняки, чтобы потом, на удобренной и чистой земле насадить сад, — громко шептал он мне в ухо, и его слова раскаленными щупальцами терзали мой мозг.

— Сад?! Сад на крови?.. Опомнись!!!

Обеими руками я изо всех сил цеплялась за рыжую шерсть на холке. Стоит не удержаться, слететь вниз — и раздавят копыта, темные от крови, с налипшими клоками волос. А может, растерзают клыки, приняв за убогую…

И вдруг все резко закончилось — словно вырубили динамик с орущим хард-роком. Мы оказалась в том же тронном зале. Рыжее исчадье исчезло, а голос Рина вновь обрел королевскую торжественность и протяжность.

— Восточный Ветер! Сын мой, раб мой, дух мой, приди!