— Тебя как зовут? Можно я тебя поглажу? Я назову тебя Элеонора, правда, красивое имя? И ты тоже красивая. У тебя прекрасная рыжая шерсть… Ты извини, но я не могу так долго здесь стоять… Я спущусь и лягу… Ты напрасно не соглашаешься последовать за мной…
Женщина опустилась на самое дно колодца и, свернувшись калачиком возле горячей трубы, мгновенно уснула.
Проснувшись, она вылезла на поверхность. Было темно. Шел снег. Белье ее промокло, и она не знала, где ей раздобыть салфеток. Тело, которое прогрелось под землей, остывая, вызывало дрожь.
Голод, которого она давно не испытывала, показался ей жестокой мукой. Но раздобыть еду здесь, на самой окраине города, было невозможно. Малолюдная окраина, кишащая такими же, как и она бомжами, соединялась с центром города артериями автобусных маршрутов. Но за автобус надо было платить, а денег не было.
И тогда она приняла решение. Стоя в одиночестве на тихой заснеженной улочке, она выбрала себе одну из припаркованных немногочисленных машин, «шестерку», покрытую самым толстым снега (значит, хозяин оставил ее надолго и неизвестно, когда придет и придет ли вообще сегодня) и, отыскав булыжник, со всего размаху ударила им по стеклу с противоположной стороны от водительского места. Послышался хруст и стекло, а вернее, стеклянное крошево посыпалось на ноги. Проворно сунув руку в зияющий черный прямоугольник окна, она нащупала ручку, отперла дверь и села в машину. Приблизительно в такой же ситуации она была несколько лет тому назад, когда со своим приятелем они вернулись к машине и обнаружили пропажу ключей. Передвинувшись на водительское место, она отыскала нужные проводки и попыталась соединить их. Руки дрожали, равно как и все тело. Но когда мотор фыркнул и с десятого или пятнадцатого раза завелся, она почувствовала, что дрожь как будто унимается… Сначала надо было уехать с этой улицы и как следует прогреть двигатель…
Главное, что машина была недавно заправлена, а это значит, что ей не придется вскоре угонять еще одну.
Постепенно салон стал наполняться теплым воздухом, большая часть которого сразу же выходила через открытое окно. Но все равно, в машине было сносно. Женщина включила магнитофон, но услышав ресторанную музыку Шуфутинского, сразу же выключила. «Не то настроение…» Спрятавшись под огромным заснеженным деревом на малоосвещенной улице, она решила обследовать салон. Нашла длинную острую отвертку, складной нож, консервный нож, сигареты с зажигалкой, пачку презервативов, газовый пистолет и пять тысяч одной купюрой. Она выехала на трассу, ведущую в центр города, и притормозила у первого же попавшегося коммерческого ларька. Вышла, купила банку шпротов и булочку, на большее денег не хватило. В машине, с трудом открыв банку, пальцами стала доставать маленькие золотистые жирные рыбки и, не разжевывая, глотать, делая перерывы, чтобы откусить от булки. Почувствовав резкую боль в желудке, все равно все доела и, выбросив пустую банку в окно, с наслаждением закурила.
Теперь надо было решать гигиенические проблемы. Бинты, которые она нашла в аптечке, решили одну из важных проблем, но только частично. Вымыться все равно было негде. Нужны были деньги.
Осмотрев газовый пистолет, она вспомнила, как ее в свое время инструктировали по поводу того, как надо выстрелить, чтобы не задохнуться газом самой, и решила немедленно действовать. Пока ее не остановили где-нибудь на посту ГАИ. На Набережной возле дорогого супермаркета стояла белая «мазда». Хозяин, наверно, ушел за покупками.
Женщина поставила «свою» машину таким образом, чтобы хозяин «мазды», подойдя к дверце своей машины, услышав, как его окликнули, оказался на одном уровне с направленным на него пистолетом.
Все случилось так, как она рассчитала. Высокий мужчина в светлой дубленке, вышел из супермаркета и, услышав женский голос, повернулся и сразу же получил тугую холодную струю газа в лицо… Резкая боль полоснула по глазам, лицо словно обожгло, и он тотчас потерял сознание. Два пакета с продуктами рухнули к его ногам.