Красные и белые. На краю океана

Полковник Каппель интересуется всем: антибольшевистскими настроениями, крестьянскими мятежами, запасами провианта,— начал перечислять Азин. — И конечно, нам нужно знать о силах так называемого Особого батальона, который занял Арск. Наше командование, впрочем, не придает серьезного значения этому Азину,— скривил он в усмешке губы. — Азин—< сопляк со способностями заурядного бандита.

— Этот мальчишка за два дня увеличил свою банду в десять раз,— зло возразила Долгушина. — Вам известно про это?

— Если Азин мне попадется, я его сперва высеку,—объявил Дмитрий Федорович.

— А потом что? — спросил Азин.

— Потом подорву бомбой.

— Перестаньте болтать чепуху, доктор,— поскучнела Евгения Петровна. — Странно, что Вениамин Вениаминович ничего не передал нам через полковника Каппеля. Посылать специального человека и не сговориться между собою? Не похоже это на генерала...

Азин понял: приближается развязка. Он приподнялся, отодвигая стул.

В окно дважды постучали: все насторожились. Стук повторился.

— Это Воробьев. Слава богу, я уже начал беспокоиться,— доктор вышел из комнаты.

— Сейчас мы узнаем кое-что новое об Особом батальоне,—• сказала Долгушина.

Азин закрыл окно спиною. В комнату одновременно вошли Воробьев и доктор.

— Разрешите, Сергей Сергеевич, представить вам...

— Руки вверх! — скомандовал Азин, вскидывая над головой гранату. — Эй вы, седой террорист, не шевелиться!..

— Это, Азин, возмутительно! Это безобразно, Азин!—ругался Северихин.

— Что ты на меня остервенился? — беспечно спросил Азин.

— Случайно узнаю от Стена о твоих ночных похождениях.

Что же это такое, а? Командующий целой группой войск ведет себя, как мальчишка! Экая доблесть, переодеться, словно в маскараде, чтобы арестовать тройку монархистов.

— Хотел убедиться, что это действительно преступники,— слабо защищался Азин.

— Тебе хотелось покрасоваться, смотрите, мол, на молодца. Молодец на овец! Нельзя больше мальчишествовать, Азин,— уже смягчаясь, выговаривал Северихин.— У тебя теперь заботы посерьезнее.

— Молодец, говоришь, на овец, говоришь,— громко рассмеялся Азин.— Мы пока липовые разведчики: нас белые заведут, проведут и выведут.

В салон-вагон вошел Стен:

— К тебе, командир, этот паренек из Зеленого Доя, Шур-мин. Спрашиваю — зачем/отвечает — по личному делу.

— Какая опять беда, Шурмин? — спросил Азин у вошедшего улыбающегося паренька.

— Принимай к себе добровольцем. У меня теперь с кулаками со здешними рогатые отношения.

=— Мамка с тятькой мне голову оторвут,— усмехнулся Азин,

глядя на светившиеся синью глаза, на босые в цыпках ноги Шурмина.

— Сирота я,—вздохнул Шурмин, гася сияющее выражение.—Я ведь с виду неказист, но мне уже восемнадцатый. Разведчиком могу быть, да и в писаря пригожусь. Ей-богу, Азин...

— Возьмем его, Северихин, в разведчики. Лихой разведчик должен быть, а? — Азин протянул руку опять расцветшему пареньку.

Шум подошедшего поезда заглушил азинские слова. На соседнем пути остановился не совсем обычный состав: его платформы и вагоны были обшиты двойным рядом досок, обложены мешками с песком, из узких бойниц выглядывали пулеметные дула.

— Это еще откуда? — спрашивал Азин, выбегая на перрон и сталкиваясь с Федотом Пироговым.

— Вот бронепоезд привел. Подарок вятскополянских железнодорожников, четверо суток без передыху трудились, а сделали. С виду неказист, а сработан прочно..

— В четыре дня такую махину! Не зря говорят, вяцкой — народ хвацкой,—Азин чмокнул Пирогова в рыжую бороду.

— А не запляшет бронепоезд на рельсах от собственных выстрелов?— деловито осведомился Северихин.

— Испытывали. Подрагивает,— согласился Пирогов.

— Прыжок влево, прыжок вправо и кубарем под откос?

— Ты это брось, Северихин! В хороводе все девки красивы. Четыре вагона, пять платформ, три пулемета,— подсчитал Азин. — Откуда пулеметы, Федот?

— У местных кулаков взяли. По овинам, собаки, распрятали.

— Азин, Азин! — раздался испуганный голос Стена.

— Что такое? Чего орешь?

— Скрябин сбежал...

— Как сбежал?

— Крышу в станционном складе разобрал и смылся. Часовые даже не слышали.

— Часовые виноваты? — вскинулся Азин. — Не поймаешь — пеняй на себя...

Под ногами Афанасия Скрябина лежала Вятка — сизая в зеленой раме лугов. По песчаным косам бродили долговязые кулики, дышали теплом перестоявшие травы, водяные лилии пьянели от собственного запаха. Над сонными озерцами висели поспевшие гроздья черемухи, ежевика осыпалась в воду. Несокрушимое, словно литое из голубого металла, небо казалось близким, но и неприкасаемым. Скрябин рыскал по берегам реки, обходя деревни, укрываясь в рощах. Опасался мужиков: как бы не выдали красным. Страшился пойти и к Граве: тот запретил без нужды приходить к нему членам союза «Черного орла и землепашца».