Красные и белые. На краю океана

прикоснулись к лицу убитого офицера. Лутошкин глянул на мертвое лицо, смерть уже убрала злобу с окоченевших глаз. Игнатий Парфенович увидел откинутую руку с белой повязкой и надписью: «С нами бог и победа!»

Кто-то налетел на Лутошкина, схватил за грудь, приподнял.

— А, да это ты, горбун? О, да ты, горбун, молодчага — офицерика шлепнул! — Дериглазов поставил на землю Лутошкина и скрылся в саду.

Игнатий Парфенович добрел до кладбищенского забора, уперся лбом в мокрые доски. Туман уже испарялся от пожаров, выстрелов, сентябрьской зари. Лутошкин откинулся от забора— на него глазели крупные буквы: «10 000 рублей за голову Азина».

Игнатий Парфенович поднял руки и всеми пальцами, ломая ногти о доски, содрал афишу...

Дериглазов прорвался на Театральную площадь, штурмом взял Оперный театр и дом Дворянского собрания, перерезав связь между капитаном Степановым и штабом генерала Рычкова. Красные устремились к университету, в котором засели группы легионеров. К кремлю вела короткая Воскресенская улица, но у Дериглазова не хватало сил овладеть университетом.

Красные скапливались во дворах, прятались за стволами тополей, перебегали с места на место.

— Габдула, к Азину бы, за помощью бы,— уговаривал Дериглазов своего раненного в грудь связного.

— Кончали меня, шайтаны. Не серчай на меня, Ахметка,—-харкнул кровью связной.

На площади появился Лутошкин. Около него зацокали пули, Лутошкин метнулся к памятнику Державину, трясясь всем телом, прижался к теплой красной плите.

— Это ты, горбун? — обрадовался Дериглазов. — Айда, горбун, к Азину. Скажи ему, Дериглазов помощи просит. Скажи, если сам Дериглазов требует помощи — то дело худо!

— Не могу я. Сил окончательно нет.

— Нельзя не могу, горбун. Я погибну, ты погибнешь, бойцы погибнут — Советам конец! Айда, горбун, через не могу...

Игнатий Парфенович со стоном оторвал свое тело от надежной плиты державинского монумента...

Азин ерзал в седле, хватаясь то за бинокль, то за маузер, но его удерживал на месте голос Шпагина:

— Полтавский полк вытеснил противника с Арского поля... — Откуда известно?

.— Пока по непроверенным слухам.

— Слухи — брехня! А дело-то идет добро,— радовался Азин, словно начальник штаба был счастливым виновником этих дел.

Вытянув шею, Азин завертел головой.. Арское поле снова исчезло в завалах дыма: злобные вспышки огня, утробное рычание орудий, лихорадочная трескотня пулеметов раскачивались над невидимым теперь полем. Это была пропитанная кровью, болью, злобой музыка боя. Безумные звуки то накатывались на Азина, то отодвигались, и облик его менялся: губы подергивались, по скулам пробегала мелкая дрожь.

Показался всадник. Не выдержав, Азин помчался навстречу:

— Что, Арское поле?

Связной протянул окровавленный клочок с крупными, криво нацарапанными буквами: «Взял военный госпиталь. Офицеры отступили. Пленных нет. Офицеры в плен не сдаются. Севе-рихин».

— Передай Северихину, пусть преследует офицеров. В плен не сдаются? Ну и молодцы, что рук не поднимают. Нам и не надо. — Азин приподнялся на стременах, ища глазами Шпагина и улыбаясь закопченным лицом. «Добро, Шпагин, добро!» — говорила его улыбка.

С левого фланга вынырнул новый связной. Едва не наскочив на Азина, удержал лошадь, приоткрыл спекшиеся губы.

— Что? Громче! Не слышу!

— Полтавцы бегут. Под натиском превосходящих сил противника...

— Скачи обратно! Скажи командиру полтавцев — вернуть утраченные позиции. — Азин обернулся к Шпагину: — Эх ты, размазня с квасом! Белые вышибли нас с Арского поля.

Припав к шее жеребца, почти распластавшись над седлом, Азин мчался к березовой роще, где укрывался эскадрон Турчина...

Когда Долгушину сообщили, что азинцы взяли Арское поле, он понял всю опасность случившегося и, подняв в атаку свой последний резерв, смял полтавцев. В азарте атаки Долгушин не заметил кавалеристов Турчина. Турчину представилась возможность ударить в тыл Долгушину. Пока Турчин колебался, подоспел Азин.

— Ты что? Ослеп? Упускаешь счастливый момент!—Азин выхватил шашку и, потрясая ею, захлебнулся ликующим криком:— Ка-ва-ле-рис-ты, в атаку!

Березы, кусты, люди завертелись перед глазами. Азина оглушали лошадиный топот, визг сабель. Сбоку взметнулась шашка Турчина и с коротким блеском обрушилась на убегающего офицера. Пуля жалобно жвыкнула у папахи, Азин машинально отклонил голову. Он вскидывал и опускал свою шашку, гнался за какой-то шинелью, прижимался к седлу, когда лошадь перепрыгивала канавы. Сознание его выхватило из общей сумятицы боя колодец и офицера на нем. Держась за колодезный журавель, он целился из нагана; Азин ткнул офице-

ра в грудь концом шашки, тот как-то сразу и бесследно исчез. Азин так и не понял, что офицер провалился в колодец.

Откуда-то появился еще офицер, торопливо вздымая на Азина наган. Азин метнулся в сторону, но выстрела не последовало. Офицер боднул головою воздух и, странно сгибаясь, упал в канаву.

Азин задержался над ним, не испытывая ни злобы к убитому, ни радости за свое спасение.