Красные и белые: Рассказы

Стоял рядом с ребятами какой-то рабочий парень. Посмотрел он на Савку, на Мишку, на Пашку, хитро подмигнул им и вдруг сказал:

— Жирный, тощий, средний — не имеет значения. Всем им будет один конец.

Крутанул сжатыми кулаками рабочий, словно генеральские головы скручивал.

Рассмеялись ребята. Вот бы так да на самом деле!

Размечтались ребята. Вот так бы на самом деле!

Улыбнулся ребятам рабочий парень. Мол, будьте спокойны, мол, так и будет. И вновь крутанул руками.

Стояло лето 1919 года. Наступали, шли на Москву деникинцы.

«САМООБСЛУЖИВАНИЕ»

Довмонт Кикикин, кулацкий сын, записался в войска к Деникину. Нравилось ему у Деникина. Особенно «самообслуживание».

Бесчинствует белая армия. Грабит она население. Воля во всём Кикикину. Вступили войска в Обоянь. Сразу шмыгнул по дворам Кикикин. Видит мясо — давайте мясо. Видит яйца — давайте яйца. Хлеб раздобыл, молоко и квас. Даже принёс пироги с грибами.

Приглашает других. Угощает. Смотрят солдаты:

— Откуда?

— Как?

Отвечает Кикикин:

— Самообслуживание.

Смеются другие — эка ж словечко выдумал!

Вступили деникинцы в город Курск. Вот где мечта, где простор солдату. Юрок, пронырлив, нахален Довмонт Кикикин, сразу видно — кулацкий сын. Пригрозил он винтовкой какому-то портному. Френч, галифе и рубаху сшил за сутки ему портной.

Смотрят солдаты — Кикикин, словно жених, с иголочки.

— Откуда?

— Как?

Отвечает Кикикин:

— Самообслуживание.

Вступили войска в Фатеж. Город Фатеж на пути к Орлу. И в Фатеже куда-то исчез Кикикин. Где-то шнырял, вынюхивал. Вернулся. Смотрят солдаты: сапоги на нём хромовые. Новые. Со скрипом.

— Откуда?

— Как?

Отвечает Кикикин:

— Самообслуживание.

В город Кромы вступила белая армия. Это рядом совсем с Орлом. Снова простор Кикикину.

Уже в тонкорунной папахе стоит Кикикин.

Доволен солдат-деникинец: и одет, и обут, и желудок всегда набит. Хорошее дело самообслуживание.

Вступили войска в Орёл. Снова исчез Кикикин. Ждут его час. Ждут день. Волноваться стали.

Вдруг видят: несётся Кикикин.

— Караул! — истошно вопит.

Посмотрели солдаты: нет ни папахи на Кикикине, нет ни сапог. Исчезли френч, галифе, рубаха.

Голым, в чём мать родила, несётся к своим Кикикин.

Что же случилось?

Раздели Кикикина солдаты соседней части. Вор дубинку унёс у вора.

Нередко случалось такое в войсках Деникина. Привыкнув грабить других, деникинские солдаты стали друг друга грабить.

— Верну! Отомщу! — бушевал Кикикин.

И верно, вернул. Для острастки теперь гранатами вдоль и поперёк обвесился. Ходит как склад с оружием.

Недолго ходил Кикикин. На первой версте за Орлом погиб. И надо же — на собственной гранате подорвался деникинец. Взорвалась одна из гранат Кикикина.

Поражались другие.

— Сам! На своей гранате!

Вспоминали Кикикина:

— Самообслуживание.

СЛОВО КОМИССАРА

Когда генерал Деникин начал наступление на Москву, рабочий-большевик Владимир Архипович Барышников был назначен членом Реввоенсовета 8-й армии.

Перед отъездом на фронт Барышников виделся с Владимиром Ильичём Лениным.

— Я уверен, что вы справитесь, — сказал Владимир Ильич, прощаясь с Барышниковым.

И вот Южный фронт, тяжёлые бои с Деникиным.

Полюбили в армии комиссара.

Был он сердечен с людьми в обращении. Голос ровный, спокойный. Без громких басов, без крика.

Внешне Барышников больше напоминал рабочего, чем командира: потёртая кожаная куртка, поношенная гимнастёрка, видавшие виды сапоги.

Однако когда выступал Барышников, преображался он весь: голос вдруг становился звонким, глаза горели, руки, как крылья, взлетали в жестах.

О новой жизни говорил комиссар. О той, что будет, во имя которой бьются, жизни своей не жалеют тысячи пролетариев. И ещё говорил комиссар:

— Дадим же клятву быть стойкими в борьбе. Быть верными народному делу! До конца! До самой последней минуты жизни!

— Клянёмся! Клянёмся! — неслось в ответ.

Из полка в полк, из дивизии в дивизию ездил в те дни Барышников. Однажды едет Барышников, видит — отряд навстречу. Решил, что красные. Оказалось, белые.

Окружили белые:

— Комиссар?

— Комиссар!

Схватили. До полусмерти избили Барышникова.

Притащили комиссара в белогвардейский штаб. Начались допросы и истязания.

— Комиссар! — кричали белые.

— Красная сволочь!

— Заговоришь!

Требовали белые от Барышникова, чтобы раскрыл он военные тайны, выдал им планы Красной Армии.

Усмехнулся в ответ комиссар. Только крепче зубы стиснул.

Ясно белым — нет силы такой, чтобы сильней была большевистской клятвы. Вырезали звери на спине комиссара пятиконечные звёзды. Повели на казнь.

Казнили Барышникова на рассвете. Подвели к виселице. Хотели набросить на глаза повязку. Отвёл Барышников ослабевшей рукой повязку. Вдаль посмотрел, туда, где занималась заря.

Собрал он последние силы:

— Да здравствует коммунизм!

…Город Орехово-Зуево. Под Москвой. Родина Барышникова. Заводской пролетарский район. Здесь в окружении зелени и цветов возвышается памятник герою гражданской войны, комиссару Владимиру Архиповичу Барышникову.

АВТОГРАФ

Пардон-Халилецкий — пианист, музыкант. Одобрял Халилецкий во многом белых. Знал, что они разбойничают.

— Так время такое, — говорил Халилецкий.