Красный бакен

К вечеру другого дня радио на "Ермаке" стало принимать частые и ясные, но сбивчивые разговоры. Они мешали принимать свои телеграммы. Ждан понял из этого, что сверху к "Сорока братьям" подходят речные силы белых. Он собрал команду и разъяснил ей, что задумал сделать. Его выслушали молча, не задавали праздных вопросов и, выслушав, разошлись по местам.

День был пасмурный. После полудня начался частый холодный дождь и затянул дали серой, туманной дымкой. Погода была хороша: ночь будет темная, и "Ермаку" удастся проскользнуть мимо минного поля, где, наверное, у обоих берегов дежурят моторные лодки противника...

Когда стемнело, "Ермак" снялся с якоря, спустился к устью воложки и, обогнув песчаную косу, быстро пошел вверх.

Пармен Иванович отослал своего подручного вниз и велел позвать Максима, надеясь, что если ему изменят глаза, то поможет зоркая память мальчика. В машину было приказано нагнать пару до предела, погасить форсунки*, остановить пародинамо, чтобы ни гул пламени в топках, ни стук электрической машины, ни свист пара, ни запах дыма не могли выдать "Ермака".

_______________

* Ф о р с у н к а - прибор для сжигания нефти. Струя нефти

разбивается в пыль потоком пара и сгорает без остатка, образуя

широкое пламя в топке.

Ждан запретил курить и громко разговаривать. Команду в трюм он передавал из рубки не по телеграфу, а тихо в рупор, чтобы не услыхали звонков. У пушек за бортом и пулеметов наверху лежали в дождевиках артиллеристы. Дождь не переставал.

Было совсем темно, и "Ермак", едва шевеля плицами колес, тихонько подбирался к тому месту, где поперек стояли мины. Ждан и Пармен Иванович говорили почти шепотом.

- Проскочим? - спрашивал Ждан с тревогой.

- Не беспокойтесь, я вижу, - отвечал лоцман и подозвал Максима: Видишь вот тот ярок, а там вон был осокорь срублен? Возьми глазом наискось - тут и быть красному бакену.

Мальчик сказал тихонько:

- Вижу.

И видел, но не глазами, а памятью: глаза, сколько он их ни таращил, ничего не видели, кроме мутно-черной завесы дождя.

Прошло в молчании и тишине еще несколько минут.

Лоцман, склонясь вперед, легонько стал брать руль налево. Максим ему помогал с другой стороны штурвала. Наконец Пармен Иванович глубоко вздохнул и сказал Ждану:

- Прошли. Командуйте средний.

- Не рано?

- С полверсты позади осталось. Сейчас поворочу в Таловый ерик.

- Где он?

- А вот маячит, смотрите через правое плечо.

Ни Ждан, ни Максим не видели входа в ерик, да и не мудрено: обе гривы берега ерика - и горная и луговая - были еще залиты поемной прибылой водой, над ней щетками торчали только верхушки тальника.

- А где укроемся? - спросил Ждан лоцмана.

- Я в такую щель поставлю "Ермака", что сами выберемся только кормой.

Скоро справа и слева "Ермака" обозначились невдалеке высокие деревья. "Ермак" опять убавил ход до самого малого. Ждан велел матросам стать с баграми по бортам. Остановили машину.

Ломая ветки верхушками мачт, "Ермак" остановился среди рощи потопленных водой осокорей.

- Вот тут и заночуем, - сказал Пармен Иванович. - Ступай-ка спать, Максим: утро вечера мудренее, кобыла мерина удалее.

Мальчик пробежал под дождем до трюма, скатился вниз, скользя по поручню руками, спустился в машинный трюм и забился в свой угол - на груду пакли. В трюме горела у котла всего одна керосиновая коптилка без стекла. Пародинамо не работало. У верстака стояли Леонтий и Алексей и тихо говорили. Мальчик прислушался. Алексей говорил с раздражением:

- Служили вы раньше с Парменом хозяину, а теперь кому служите?

- Как - кому, Алексей! Я эту машину своими руками на Коломенском заводе собирал, и был ей и есть хозяин я. А купец Бугров в ней ничего не понимал. Волга и "Ермак" были наши и есть наши. И уже ни Бугров и никто другой их у нас не отнимет.

- А иностранцы?

- Что иностранцы? Надо их прогнать! Мы на своей земле сами управимся. Распорядиться сумеем.

Алексей угрюмо замолчал. Леонтий распорядился, чтобы он держал пар, зажигая через полчаса на пять минут форсунки, и ушел наверх.

Алексей, что-то ворча, ходил поперек машинного трюма перед котлами, швырнул в угол молоток или ключ - он с грохотом покатился по железным плитам. Максим с испугом следил, приподнявшись на локте, за длинной костлявой фигурой машиниста, заслонившей собой мальчику свет от лампы.

Алексей бранился грязными словами, подняв голову к манометру. Он нагнулся, открыл вентили форсунок - бухнуло и загорелось в топках пламя.

Усталь сморила мальчика. Сквозь дрему он слышал, что форсунки погасли, потом несколько времени спустя бухнули и загудели снова.

Сон отлетел, спугнутый тревогой. Максим вскочил с кучи кудели и прокрался мимо насоса и пародинамо к котлам. Он увидел в смутном мерцании топочных вспышек, что Алексей, сидя на корточках за котлом, открывает, вращая вентиль, спускную водяную трубу котлов.

Открыв кран, машинист бегом кинулся мимо мальчика к лестнице и, живо взбежав по ней, исчез, хлопнув наверху дверью.

Мальчик опрометью бросился к котлам: стрелка манометра далеко перешла за красную черту. Вода в водомерном стекле опускалась.