Родители тоже были здесь. Под большим деревом, куда летом обычно выносили обеденный стол. Отец ходил на местный рынок и покупал устриц и морских пауков. Устрицы он открывал сам, пока мама варила с лавровым листом морских пауков. В кипятке у них краснели панцири. А если капнуть на устрицу лимонным соком, она съежится. Значит, свежая, объяснял отец. Приближалось время обеда, но стрелки часов замерли где-то в начале 1980-х и не желали двигаться с места. А ведь с тех пор прошло уже тридцать лет. Лоре приснилось, что она окончила школу, стала взрослой, пошла работать и переехала в собственную квартиру, за которую платила сама. Вот чепуха, как может ребенок платить за квартиру? В этом возрасте совсем другие проблемы, связанные исключительно с трудной задачкой по математике и ошибками в последнем изложении. Если простые предложения в составе сложносочиненного имеют общий второстепенный член, то запятая между ними не ставится. Почему? Потому. Лора, хватит задавать дурацкие вопросы. Потому что правило такое, вот почему. Твое дело – выучить правило, а не приставать к старшим со всякими глупостями. Ей снились разные люди. Снились кривые тропки, по которым жизнь привела ее в мастерские Гардье, где всегда царила тишина. Потом приснилось, что она познакомилась с Ксавье Валадье. Я военный репортер, снимаю события в горячих точках. Но ведь это очень опасно? Не без того, улыбнулся он. Эта улыбка, нежная и печальная одновременно, от которой на щеках обозначились ямочки, перевернула ей душу. Как и его глаза, наверняка видевшие слишком много смертей. Ей снился альбом с фотографиями изнасилованных афганских женщин, чеченских детей на фоне развалин, ливанских солдат Хезболлы. На одной фотографии Ксавье позировал рядом с Ахмад-шахом Масудом. Снилось имя – Ахмад-шах Масуд, – произнесенное на арабском, когда язык ввинчивается в резцы. Но все это был только сон. Как и случившееся пять лет спустя. Рано утром, в двадцать минут восьмого, в квартире раздался телефонный звонок. Звонила женщина из Министерства иностранных дел. Она говорила запинаясь, подыскивая слова, и в ее голосе звучал страх. Едва услышав его интонации, Лора поняла: в следующую секунду ей сообщат, что ее жизнь летит под откос. Как многотонная ледяная шапка, с первым теплом сползающая с вершины айсберга, чтобы беззвучно ухнуть в промозглые глубины Антарктики. «С вашим мужем в Ираке случилось несчастье, – сказал голос. – Очень большое несчастье…» Женщина замолчала и молчала очень долго. «Он умер? – спросила Лора. – Вы это хотите сказать?» Женщина помолчала еще немного, а потом произнесла: «Да, мадам».
Ксавье тоже был в саду, она слышала его приглушенный расстоянием голос. Он стоял под деревом и о чем-то разговаривал с ее отцом. Мама хлопотала на кухне. Сарбакан, наверное, крутился возле нее, выпрашивая кусочек рыбки. Весь этот летний день представлялся ей абсолютно реальным, хотя она точно знала, что дом давно продан, а все близкие умерли. Кота Сарбакана похоронили в глубине сада, под кирпичной оградой, там, где журчал никогда не существовавший водопадик. Родители Лоры покоились на кладбище Монпарнаса, а прах Ксавье был одним ранним утром рассеян над Северным морем близ мыса Гаага. Значит, доносившиеся до нее голоса не имели никакого отношения к сцене в саду. Две женщины обсуждали американский сериал. Обе соглашались, что исполнитель главной роли – просто лапочка. Какая благородная седина, восхищалась одна, а какой голос! Вот настоящий мужчина! Выходит дело, сейчас не начало восьмидесятых? Голоса зазвучали ближе. Больё говорит, на четвертые сутки, самое позднее, она должна прийти в себя. А родственников нашли? Вчера был один, тощий такой, блондин, похоже, крашеный, еще стрижка короткая, отозвалась вторая. На гея похож, да гей и есть, или я ничего не понимаю в людях. Ох и перепугался он. Сидел у нее, пока часы посещений не кончились. Сказал, он ее брат. А фамилии-то разные! «Это же Уильям, – хотела объяснить Лора. – Это Уильям!» Но у нее изо рта не вырвалось ни звука. Сама того не желая, она вернулась в сад. Морские пауки были готовы, и мать крикнула ей, чтобы она принесла белого вина. Она поднялась с лужайки и пошла на кухню. Плитки пола приятно освежали босые ноги. Она открыла дверцу холодильника и увидела две бутылки пуйи-фюиссе, которые туда заранее поставил отец.