Красный Бубен

– Да фулиш… – Андрей Яковлевич вытер рукавом лоб. – Ну вот… одни работают, а другие награды получают, сидя дома… Мишка, вон, только разрешил трактор взять, и бутылка уже его. За что?! Трактор – общественный, горючее – тоже! А я, пля, туда на лисапеде… там уговаривай его… Кстати, не хотел за бутылку давать, жид! Грит – гони две! Еле уломал… – Андрей Яковлевич вздохнул. – А я – туда на лисапеде… обратно на тракторе… Теперь обратно трактор вези, оттуда опять на лисапеде… а мне не по дороге ни хрена… И по делам я упоздал! Ну что ты будешь делать… – Колчанов сделал паузу.

Адамыч намек понял и вытащил из багажника еще одну бутылку.

– Это вам.

– Это что?.. Да что ты, Адамыч! Я ж не к этому говорил-то! – Андрей Яковлевич взял бутылку и потряс ею. – Я ж не ханыга какой! Я ж за справедливость! Справедливости, говорю, нету! Вот я про что!.. Но, коли ты от души, возьму, чтоб не обидеть хорошего человека, потому что из Москвы, в основном, говно люди приезжают, вам не чета.

Он засунул бутылку в карман и уже хотел было отправиться, но баба Раиса вдруг спросила:

– Андрей Яковлевич, так вы не знаете, кто у вас в деревне дома продает?

Колчанов остановился, и в его голове созрел молниеносный план. После гибели сына остался пустой дом, в котором сын отдыхал летом с семьей. В доме уже несколько лет никто не жил. А присматривать за домом Андрею Яковлевичу было недосуг. Дом потихоньку приходил в негодность. Текла крыша. Труба частично обвалилась. Треснула потолочная балка. Да и деревенские архаровцы постарались – порастырили что могли. Честно говоря, Андрей Яковлевич и сам в точности не знал, в каком состоянии теперь дом, потому что забыл, когда в нем был последний раз. Хорошо бы продать его евреям. А если не купят, то, по крайности, раскрутить их на угощение. Водки у них оставалось еще много. Со всех сторон расклад удачный. А продать евреям развалюху – дело богоугодное… А если продать не получится, он водочки-то их попьет, а потом и скажет им: Евреи вонючие, катитесь отсюда к едрене матери! Дом я вам не продам! Не стану я память о сыне за тринадцать сребреников продавать! Вы, плять, евреи, Христа распяли, и за это вам – ХЕР!

— Как не знаю? Конечно, знаю! Я и продаю, – сказал Колчанов.

– Правда?!

– Ну, йоп! Колчанов жизнь прожил – никому не соврал! Продаю я дом, конечно. Первосортный дом… пятистенок. Печка, чулан, веранда, хоздвор огромный. Сад фруктовый не в рот, извините, какой! Только маленько запущенный. Но это поправимо. Сорняков повыдергать и моркови посадить… Погреб глубокий. Зимой картошку будете складать – хер чего замерзает в таком погребе! Сверху люка я шинель всегда кладу для тепла.

– Вас нам, – сказала Раиса, – наверное, Бог послал.

– А то кто ж еще? – согласился Колчанов. – Он самый…

7

Поехали смотреть дом. Впереди на тракторе ехал Колчанов. За ним – москвичи на своей машине.

Колчанов приготовился к поединку. Но супругам, на удивление, дом понравился. Тогда Андрей Яковлевич заломил немыслимую, по его понятиям, цену. Он думал, что они начнут торговаться, и он им уступит в половину. Но и тут евреи неприятно его удивили, согласившись с ценой без базара. За это Колчанов стал их уважать еще меньше и предложил им купить втридорога оставшиеся в сарае дрова, которые все уже сгнили. Евреи, не глядя, согласились. Мало того, они захотели оформить куплю прямо сейчас, чтобы лишний раз не ездить.

Поехали в Правление. Там Андрей Яковлевич немного поволновался. Бухгалтера не оказалось на месте, и Колчанов боялся, что сделка сорвется из-за ерунды. Но, к счастью, всё обошлось. Уже через пару часов какие нужно документы подписали. Андрей Яковлевич пересчитал деньги за дом.

В тот вечер Колчанов обмывал с новыми хозяевами проданный дом, а утром они укатили в Москву.

Колчанов запил и не просыхал, пока не кончились еврейские деньги.

А когда протрезвел, очень обиделся.

Правильно говорят, —

подумал Андрей Яковлевич, – что еврейские деньги счастья не приносят. Продал сынов дом за тринадцать сребреников батька Иуда!

Поэтому, когда евреи приехали жить, Колчанов принял их холодно. Уж очень ему было обидно за себя и за русских вообще.

8

Приехав, Дегенгарды стали обустраиваться основательно. Первым делом выстроили вокруг хоздвора глухой высокий забор. С деревенскими же общались вежливо, но в дом не приглашали. А если кто приходил по какому делу (а дела в деревне известные – денег на бухло занять или бухла попросить), то разговаривали с крыльца.

Это деревенским не нравилось. Во-первых, им было любопытно – чем эти городские там занимаются, во-вторых, обидно, что чужаки в их деревне завели свои порядки. Все ждали, когда же дачники, наконец, поедут за чем-нибудь в город, чтобы в их отсутствие можно было залезть и посмотреть внутри. Но, как назло, они вдвоем не уезжали.