Красный дождь

Я согласился, что, наверное, так оно и было. Он откинулся на спинку кресла, оказавшись в ореоле дипломов, и сказал тихо-тихо, почти шепотом:

— Well, Mister… eh… em… Nuutebuum, please sit quietly now. I am afraid I have to tell you that either (не ithәr, но: aithәr) last night or this morning you have suffered a light heart attack[96]

.

Такие дела. Но доктор Куупа еще не закончил. У нас проблема, сказал он. В больнице нет кардиолога. Впрочем, не стоит беспокоиться, сейчас придет nurse[97], меня осторожно пересадят в кресло на колесах и отвезут туда, где мое бедное сердце соединят по телефону со столицей штата, городом Огаста; там практикует лучший кардиолог, какого только можно себе вообразить, он снимет кардиограмму, разберется, как работает мой изношенный насос, и выскажет свое мнение. Тем временем к первому кирпичу присоединился второй, вдвоем они заворочались веселее. Вспомнился знаменитый амстердамский кардиолог, запихивавший за книги, когда кто-то входил в его кабинет, пачку «Голуаза», но легче от этого не стало. В мои планы не входило помирать в Америке, да еще по дороге в Японию. Со мной такого вообще не могло случиться, но у меня не было ни одного диплома, а у него за спиной красовалась целая коллекция, и я решил все-таки дождаться его nurse

с креслом.

— Пожалуйста, не волнуйтесь, — добавил доктор Куупа, но тут появилась nurse, и сердце мое, подпрыгнув, забилось сильнее; честно говоря, на Венеру Милосскую nurse не тянула, но земная ее красота оказалась гораздо привлекательнее. Я старательно отводил глаза. Всему свое время, когда времени уже ни на что не остается, пора задуматься о вечном.

Когда nurse

выкатила меня из кабинета, стало немного легче: теперь, по крайней мере, я только ощущал присутствие девушки у себя за спиной, но уже не мог ее видеть. Она решительно вкатила кресло в светлую комнату и принялась стаскивать с меня рубашку. Лучше бы ей этого не делать: нагибаясь, она всякий раз ненароком касалась грудью меня, бедного умирающего; совсем худо стало, когда она прилепляла мне на грудь датчики. Думаю, именно в этот миг я решил, что пока умирать не стоит. Nurse сказала, что мы соединились со столицей и мое сердце посылает тайные сигналы вдаль, через громадные леса штата Мэн. Склонив золотистую головку мне на плечо, она сжала мою руку (вот это, последнее, я выдумал) — и я ощутил пробуждающуюся заново волю к жизни, а сердце принялось отбивать соответствующий ритм, allegro ma non troppo[98]

, о чем немного растерянный доктор Куупа не преминул сообщить мне назавтра.

— Все в абсолютном порядке, — произнес он с кислой улыбкой. Мы вместе взирали на партитуру, сочиненную моим сердцем. Nurse отсутствовала. На прощанье, отдавая мне кардиограмму, доктор Куупа сказал: — Возьмите ее с собой на тот случай, если с вами снова случится приступ истерии.

Вечером, разглядывая кардиограмму, мои друзья изумлялись симметрии начертанной мелодии, но я скрыл от них участие в этом чуде nurse, секретного оружия доктора Куупа.

Позвоночник путешественника