Красный Марс

Стена пыли двигалась по протяженным лавовым склонам, подступающим к горе Олимп с севера. Она уже заняла вдвое больше земли с тех пор, как Джон впервые ее увидел, и теперь приближалась, как гигантская прибойная волна, вздымающаяся молочно-шоколадная волна высотой в 10 000 метров, с бронзовым пенящимся кружевом вверху, оставляя крупные кривые полосы в розовом небе.

— Ого! — вскричал Джон. — Началось! Началось!

Узкие каньоны и борозды, что лежали у подножия гребня Ахерона, вдруг показались очень далекими, а нижние хребты теперь напомнили драконьи спины из потрескавшейся лавы. В этом диком месте, слишком высоком, слишком открытом, ему и предстояло встретить приход такой бури. Джон снова рассмеялся и прижался к южному окну теплицы, глядя вниз и восклицая:

Ого! Ого! Смотрите, какая! Ого! А затем вдруг их захлестнуло: налетела пыль, их обступила тьма, поднялся высокий свистящий скрежет. При первом ударе по хребту Ахерона поднялся безумный шквал, быстро появлялись и исчезали циклонические вихри, горизонтальные, вертикальные, под углами… Скрежет сливался с рокотом, с которым все это обрушивалось на хребет. Затем ветер с фантастической скоростью превратился в размеренную стоячую волну, и пыль понеслась мимо лица Джона. Желудок подскочил вверх, будто теплица начала падать с безумной скоростью. Несомненно, это было именно так, как выглядело — по хребту двигался сокрушительной силы восходящий поток. Отступив, Джон, однако, увидел, как пыль проносилась над головой и улетала на север. На той стороне теплицы обзора хватало на несколько километров, но затем ветер вновь ударился о землю, закрыв вид непрерывными пылевыми взрывами.

— Ого!

Его глаза были сухими, но губы словно немного слиплись. Частицы менее микрона в диаметре — они ли теперь слабо сияли на бамбуковых листьях? Нет. Это лишь странное свечение бури. Но рано или поздно все здесь окажется в пыли. Ни одна герметичная система не могла от нее защититься.

Влад и Урсула не были вполне осведомлены о способности теплиц противостоять ветру и призвали всех спуститься вниз. Уходя с верхушки, Джон снова связался с Саксом. Тот сомкнул губы крепче обычного, а затем ровным голосом сообщил, что из-за бури они потеряют значительную часть солнечного света. Средняя температура поверхности в районе экватора была на восемнадцать градусов выше обычной, но близ Таумасии она уже опустилась на шесть градусов и продолжала опускаться по мере развития бури. И, как он добавил с интонацией, которая показалась Джону мазохистским удовлетворением, тепловые потоки мохолов вознесут пыль выше, чем когда-либо прежде, поэтому, весьма вероятно, буря продлится довольно долго.

— Выше нос, Сакс! — подбодрил его Джон. — Вот я думаю, она будет самой короткой из всех. Не будь таким пессимистичным.

Позднее, когда буря вступит в свой второй М-год, Сакс напомнит ему об этом прогнозе с легкой усмешкой.

Во время бури было официально рекомендовано не перемещаться на поездах и по ретрансляторным дорогам, которые, однако, интенсивно использовались, но когда стало ясно, что тем летом буря не кончится, Джон вопреки предупреждениям продолжил свои странствия. Убедившись, что его марсоход хорошо укомплектован, он установил сверхмощный радиоретранслятор и распорядился, чтобы за ним следовал резервный марсоход. Всего этого вместе с Полин на водительском сиденье должно было хватить, чтобы обогнуть бóльшую часть северного полушария, считал он. Марсоходы ломались редко благодаря тому, что их компьютеры оснащались надежной системой внутреннего мониторинга.

О поломках двух марсоходов кряду слышать еще не доводилось, зафиксирован лишь один несчастный случай с их участием. И попрощавшись с командой Ахерона, он снова выступил в путь.

Пробираться сквозь бурю — как ехать в ночи, только интереснее. Пыль взметалась порывами, оставляя островки видимости, в которых он мог в тусклой сепии мельком уловить, как кружится все вокруг, будто смещаясь к югу. Затем бушующая буря возвращалась снова и застилала окна. При сильнейших порывах марсоход качался на рессорах, и пыль действительно оказывалась всюду.

На четвертый день пути он повернул строго на юг и начал подъем по северо-западному склону купола Фарсида. Это был крупный уступ, но в этом месте он имел вид не отвесной скалы, но склона, неразличимого во тьме бури. Он поднимался дольше суток, пока не оказался на самом куполе, на пять километров выше, чем когда был на Ахероне.