Красный Петух

Настроение было плохое. Он охотился за пропалестинскими активистами, прежними его товарищами, такими же грешниками, как он: он ведь тоже однажды ездил в Бейрут, правда, много лет назад, еще до того, как Бейрут превратился в руины. В те времена он и его товарищи могли свободно ходить из одной конторы в другую и встречаться с различными представителями ООП. Он и сам этим занимался. А кто же он теперь?

Да, все это неприятно, но ему не улизнуть от ответа самому себе. Он был убежден, что между обычной законной солидарностью и терроризмом пролегает целый океан различий, что ни он сам, ни кто-либо из его товарищей по "Кларте" и не додумались бы до соучастия в убийствах шведских полицейских.

Да, положение действительно неприятное. Но это не вопрос морали. Товарищи, которые убили полицейского или помогли это сделать, - никакие ему не товарищи, общего с ними столько же, сколько у лиги "Баадер-Майнхоф" с социалистами. Да и вообще, существуют ли шведские террористы? Сейчас, через столько лет после отката "левой" волны? Или, быть может, именно поэтому? То, что было невозможным в период массовых движений 60 - 70-х годов, сейчас становится реальностью, когда левые силы разрознены, раскололись на маленькие незначительные группки. Хоть вой от отчаяния!

Но, как ни верти, Карл Густав Гильберт Хамильтон, двадцати девяти лет, бывший член "Кларте", в том числе за это и за поездки за границу "недостойного" свойства занесен службой безопасности в раздел, которым теперь сам и занимается. К тому же он лейтенант флота в резерве и директор бюро службы государственной безопасности, он стал совсем другим человеком, и только память хранит горы воспоминаний о пятилетней подготовке оперативника. И вот теперь он участвует в охоте за пропалестинскими активистами.

Он уснул с наушниками на голове. А Моцарт продолжал звучать.

* * *

Эрик Аппельтофт сидел на табуретке у себя на кухне. Он уже помыл посуду, вынес мусор и убрал со стола; после того как в прошлом году у его жены был сердечный приступ, он взял на себя всю домашнюю работу, по крайней мере после 17.00. Они были женаты уже тридцать один год, но последние восемнадцать лет, когда он стал работать в полиции безопасности, они никогда не говорили о его делах.

Формально это запрещено, никто из нанятых на работу в службу государственной безопасности не должен обсуждать дома то, на чем стоит гриф "Секретно". Но среди сотрудников СЭПО бытовало два мнения: одни поступали так, как Аппельтофт, другие, например Фристедт, посвящали в свои заботы жен (не детей, но жен). На "фирме" об этом не говорили, каждый решал собственные проблемы по-своему. Фристедт как-то мимоходом намекнул, что просто не представляет, как бы он смог все держать в себе.

А вот Аппельтофт все, что касалось "фирмы", держал при себе и дома. И все же он хорошо знал, что жена быстро разгадывала его настроение, когда он приходил домой. И сейчас тоже все было написано на его лице. Перед ней лежали вечерние газеты. Он вообще ничего не сказал об этом деле, но она поняла, что муж включен в расследование, поэтому все пошло по заведенному порядку. После обеда она взяла чашку с кофе и ушла к телевизору в гостиную. Он тщательно протер кухонный стол и разложил перед собой секретные документы.

Эти материалы лежали в сейфе Фолькессона так, что можно было сразу догадаться, чем именно он занимался в последнее время. Аппельтофт просматривал слабо подчеркнутые карандашом места; он знал, что именно Фолькессон подчеркивал строчки, они ведь работали вместе уже несколько лет, с тех пор как Аппельтофт по собственному желанию перешел из "Бюро Б" в "Бюро В", где он проводил "стратегический анализ", как это называлось. И занимались там тем, что анализировали международный опыт различных вариантов modus operandi, то есть типичного поведения шпионов и террористов. Обычно это была спокойная, даже скучная работа, но ушел он из "Бюро Б" из-за личной неприязни к Нэслюнду.

Шведский материал, над которым Фолькессон работал в последние дни перед смертью, был отлично знаком Аппельтофту. Это был меморандум под заголовком "Резюме относительно modus operandi современных террористов".

Аппельтофт положил перед собой служебный блокнот, куда стал заносить отрывки, явно интересовавшие Фолькессона, впрочем, ничего экстраординарного в них не было.

В первом предложении текста под заголовком "Косвенный терроризм" было подчеркнуто два слова: "Можно сказать, что косвенный терроризм направлен против людей или объектов, которые могут быть идентифицированы с государством или властямии против которых террористы хотят выступить". То есть против властей. На полях стоял маленький вопросительный знак. Следующая пометка была сделана в тексте под заголовком "Прямой терроризм - Персональный терроризм". В этой части рассматривались проблемы убийств, покушений, а также трудности для организации безопасности в том, чтобы противостоять подобным насильственным действиям, и, наконец, был подчеркнут целый абзац: