Красный шут

Как следует из этого письма, Толстой в это время уже был студентом. В 1901 году, закончив реальное училище, он уехал в Петербург и вступительные экзамены держал в два института — Горный и Технологический, принят был в Технологический институт на механическое отделение, однако студент из Толстого получился неважный, голова у него была занята другим, и в этой породистой голове правое полушарие работало куда лучше левого и абстрактное мышление полностью было подчинено образному. К этому надо еще прибавить, что восемнадцатилетний Алексей Николаевич был в ту пору фактически женат — первый из четырех раз, и едва ли это способствовало учению.

Со своей первой женой Юлией Рожанской он познакомился в Самаре, где она училась в гимназии и играла в любительских спектаклях, и простые провинциальные нравы позволяли молодым людям проводить много времени вместе.

«Время проводим мы чудесно, я один кавалер на 10 или больше барышень и потому как сыр в масле катаюсь, — писал Толстой матери летом 1900 года, — отношения у нас простецкие, простота нравов замечательная, с барышнями я запанибрата, они даже и не конфузятся (…) По утрам мы забираемся с Юлией на диван, я — с книжкой, она — с вышиваньем, ну, она не вышивает, а я не читаю».

Мать еще раньше писала ему в ответ на доверительные описания прогулок с девицами и романтические сидения на диване: «Поклонись от меня всем милым барышням, а одной больше всех».

Но в это же время жаловалась сестре Маше: «Есть теперь у нас темное пятно — это отношения наши к Леле. Он попал под неблагоприятное влияние, которое отстраняет его от нас, а влияние очень сильное. В нем самом идет какая-то смутная еще работа мысли и чувства. Что из этого выйдет?»

Вышла сидящая на шее у родителей студенческая семья.

«Посократитесь немножечко, живите больше по-студенчески, а не по-графски. Вы хоть и графята, да прежде всего студенты», — пыталась вразумлять сына Александра Леонтьевна, но сокращаться Толстой не любил. Ни тогда, ни позднее. Свадьбу сыграли в июле 1902 года в Тургеневе, невеста была беременна и в январе 1903 родила графу сына, которого назвали Юрием. Однако трудных радостей отцовства молодой муж не изведал. В конце февраля младенца отвезли в Самару к бабушке с дедушкой, а Алексей Николаевич, рассказывая теперь в письмах из столицы домашним о своих успехах и проблемах, справлялся о наследнике:

«Ну-с, а пока передай наше родительское благословение дофину, и передай ему еще, чтобы он вел себя поприличнее, иначе, как сказал пророк Илья, “гнев родительский — гнев Божий” (…) P.S. Вышлите телеграфом деньги, ибо мы еще не получили их за май месяц и сидим без гроша на 12 копейках каждый».

Этот брак оказался недолгим. Довольно скоро стало понятно, что у молодых людей совершенно различные интересы, и даже общий ребенок их не связал. Рожанской был нужен в мужья добропорядочный инженер, она выходила замуж за предсказуемого, респектабельного человека с хорошими перспективами, окладом, карьерой и профессией, а Толстого все больше и больше тянула литература, дело с точки зрения реалистически мыслившей женщины и ее родни весьма ненадежное.

В душе молодого графа действительно шла в ту пору работа, он делал для себя важный внутренний выбор, чем будет заниматься в жизни — свободными искусствами или инженерией, и жена на этом пути ни единомышленницей, ни помощницей ему не была. Скорее наоборот — мешала.

«Я любил тетради, чернила, перья…»

Жорж Нива, известный французский славист и историк литературы, писал, что «граф Алексей Толстой вошел в русскую литературу, как Пьер Безухов — в петербургские салоны: небрежно, лениво». Это звучит очень красиво, а если учесть, что на Толстого, как на Пьера, неожиданно свалился графский титул и богатство, то по-своему глубоко (хотя если копать еще глубже — налицо не сходство, но вопиющая разница: Пьер палец о палец не ударил, чтоб стать графом и получить наследство, а Алексей Толстой и его матушка только этого и добивались), и все же вхождение Алексея Николаевича в литературу, особенно поначалу, не было таким уж стремительным и легким. И не все у него сразу получалось.

Свой первый сборник стихов, под простым названием «Лирика», Толстой издал за свой счет в 1907 году тиражом в 500 экземпляров с помощью своего дальнего родственника и любителя поэзии чиновника министерства путей сообщения Константина Петровича Фан-дер-Флита, про которого позднее писал, что «у него не хватало какого-то пустяка, винтика, чтобы стать гениальным в любой области».

На обложке книги были изображены белые птицы, машущие крыльями в синем тумане, а под обложкой туманные стихи самого дурного символистского пошиба, над чем впоследствии потешались акмеисты.

Белый сумрак, однотонно,Полутени, полузвуки,Стоны скрипки полусонно…Призрак счастья жгучей муки.Успеха «жгучья мука» не имела.