Красный тайфун

— Давнюю историю расскажу, из иных времен — сказал Брюс — Швеция, год 2003, была там такая министр финансов Анна Линд. Швеция как раз тогда в Еврозону вступала, так что большое бабло было на кону, кто‑то терял, кто‑то наоборот. Линд эта на работу на велосипеде ездила, с рюкзачком, без всякой охраны — не то что у нас! И вот набрасывается на нее человек с большим ножом — как обычно оказалось, одиночка, псих, сам все признал, и свидетелей куча. Классический случай «сумасшедшей бабуси» — вот только знающие люди говорили совсем иное. Помнишь, с чего Раскольников решил старушку убить — беседу студента с офицером подслушал в забегаловке, совершенно левых людей, которые к собственно убийству ни сном ни духом. А теперь представь, вот подкатывают к будущему убийце, безработному эмигранту из Сербии, у которого однако откуда‑то денежки водились на ночные клубы и прочую плейбойскую жизнь, добрые приятели или приятельницы, и капают на мозги, что во всех его конкретно проблемах, виновата эта самка собаки, которая министерша, и вообще, перевелись в Швеции настоящие мужики, на поступок способные — а заранее просчитать по психологии, кого конкретно брать в разработку, и что ему говорить, это не проблема! И вот, «сумасшедшая бабуся» есть, а сговор к делу не пришьешь, и сам он будет клясться, что его собственное решение, и эти друзья, даже если их вытянут, имеют позицию беспроигрышную, «это был всего лишь треп, откуда мы знали, что он так воспримет», не было ведь ни прямого приказа, ни денег, ни даже конкретной недвусмысленной просьбы, а лишь ни к чему не обязывающие разговоры? И не докажет никто, ничего и никогда!

— Матч можешь досмотреть — сказала Лазарева — зрелище века! Ну а как закончится, у левого выхода стоит машина, темно — синий «Мерседес», номер 19–53 — и ты без выкрутасов, сам сядешь в нее. Не захочешь, твое право. Вот только и мы тогда ничем не будем тебе обязаны — без обид, Валя, ты сам судьбу выбрал. За Женеву, тебя и без нашего участия достанут — а ведь и по прошлым твоим делам есть те, кто очень жаждут с тобой поквитаться, если мы и им информацию передадим, охота начнется, долго пробегаешь? А мы этого не хотим, в память прежних твоих заслуг — но тебе решать!

Меня что, в агенты вербуют? Между агентом и сотрудником разница принципиальная. Сотрудник, он на казенной зарплате, и по приказу от сих до сих — но он «свой», за него вступятся, его вытаскивать будут, а если не выйдет, отомстят. Ну а агент, он разово за миссию может денег получить, сколько сотрудник за всю карьеру не заработает — и сам себе хозяин. Зато все его проблемы — только его проблемы.

— Как сказал Господь, делиться надо — сказал Смоленцев — у тебя ведь на заказчиков есть, знаем, страховка твоя. Убойная информация на такие фигуры, которая нам очень интересна. И тебе же выгодней, коль им станет не до тебя. А в дальнейшем — будем посмотреть. Одно обещаю твердо — «билетов в один конец», под однозначное списание, тебе не дадут. Хотя работа предстоит ювелирная. Ведь тех, кто входит Бильдербергский клуб, не убивают — если только… Вот и думай, Валя, что нам предстоит!

Договаривал бы — «если только заказчик, не другой член клуба». СССР решил среди «бильдербержцев» смуту посеять, если они решат, что кто‑то из них ссучился и решил стать равнее прочих? Вот только какой уровень дымовой завесы должен быть? Хорошо хоть что мне при таком раскладе не грозит ни пуля снайпера, ни бомба в автомобиле — акулам капитализма я буду нужен живым, как свидетель. Ну а после — труп, и все стрелки на него… или еще на кого‑то успеют перекинуть? Остается лишь поверить, что Юрка слово сдержит, все ж не было за ним гнили — и труп в конце будет не мой. И какая стерва весь этот план придумала, как у Сунь — Цзы, использовать выгоднее чем уничтожить? Наверное, вот эта, что справа от меня сидит!.

— Прости, Валь, но ничего личного — сказала Лазарева — ну не написать в отчете, «поговорили, простили и отпустили — потому что хороший человек». Только под вербовку, оперативный интерес — или никак. Вопросы?

— Только один: мое возвращение предусмотрено? — говорю я — сентиментален я, хочется напоследок под родные березки лечь.

— Твой бронзовый бюст в Москве так и стоит — сказал Брюс — как положено Дважды Герою. Вот только датой смерти выбито, год пятьдесят восьмой, когда ты ушел. Но вполне может еще вернуться домой Валентин Кунцевич, на покое рассказывать детишкам в школе, как воевал, а про последующее, намекать, что был на нелегальной работе. Вот только мемуаров писать тебе очень не советую. Еще вопросы?