Красный вервольф 3

Упавший шевелился, но к продолжению боя явно не был готов. Осталось двое.

Комсорг взял в руку обломок кирпича. Понял, что кулаками со мной не сладить.

Эх, нечестно же так. Я схватился за обломок доски. Кирпич просвистел возле уха.

Хлоп! — припечатал доской по плечу коренастого напарника комсорга.

Бил не ребром, а плашмя, чтобы руку отсушить, но не сломать. Коренастый завыл и отступил на пару шагов, держась за отшибленное плечо. Комсорг снова подобрал кирпич. Вот ведь настырный какой.

Бам! — кинутый в меня кирпич впечатлялся в доску, которой я прикрылся, как щитом.

Мой черед. Махнул доской по длинной дуге. Пытаясь достать противника. Но комсорг присел, и швырнул мне в глаза горсть земли. Вот сука!

Я махал доской, пытаясь проморгаться. Краем глаза видел, что тот с «отсушенной» рукой уже тоже перешел в наступление. И по примеру командира с кирпичом. Хотелось без крови, но видно не получится. Нащупал заточку и почти вытащил ее уже из сапога, как почувствовал, что кто-то схватил меня за ноги со спины.

Бля! Это тот, что на земле валялся — очухался. Вцепился в мои сапоги, как клещ. Я замешкался на долю секунды, размышляя в какое место ему воткнуть заточку, чтобы не убить, но неожиданно получил чувствительный удар по голове. Даже не понял, чем. Поплыл, в глазах круги.

Доска выпала из рук, но я все еще стоял на ногах. «Клещ» уже переместился выше. Обхватив меня за колени, качнул. Я пошатнулся и потерял равновесие. Не устоял и завалился на спину. Вовремя — там, где только что была моя голова снова просвистел увесистый кирпич. Вот блин, чуть не зашибли, сволочи.

В голове крутилась гаденькая мысль: «Какая глупая смерть погибнуть от рук своих же…»

Но я не погиб. Воспользовавшись тем, что после прихода по голове, я немного пребывал в коматозе, на меня навалились все разом и скрутили. Связали за спиной руки моим же брючным ремнем. Умело так стянули, хрен высвободишься.

— Зря вы, мужики, — проговорил я.

— Заткни хайло, падла! — прошипел коренастый.

Он повернулся к комсоргу:

— Филат! На хрена он нам сдался! Камушком по темечку и прикопаем. А?

— Допросить его надо сначала обстоятельно, — хмурился лидер. — Явно давно на немцев работает. Не вчера переметнулся. Кое-что знает. А потом уже прикопаем. Вставай! Ну… П-шел!

Меня куда-то грубо потолкали, завязав глаза. Несколько раз наткнулся на что-то твердое. Бетонная крошка больше не хрустела под ногами, в лицо дыхнуло подвальной сыростью и могильным холодком. Ага… В убежище свое меня потащили. Теперь надо думать, как переговоры грамотно вести. Слава богу, тяму у них не хватило досконально меня обыскать. Заточка еще при мне, грела душу. Надо было сразу ей воспользоваться. Хотел, как лучше, а получилось по башке.

Повязку с моих глаз стянули. Керосинка на перевернутом ящике отбрасывала робкие отблески на бетонные стены, чуть прижав полумрак по углам подвала с низким потолком. Вверху трубы, под ногами земля. Мы, очевидно, под развалинами какого-нибудь жилого дома. Убежище подпольщиков и кто они там, хрен разберешь. После того, как коренастый предложил меня прикопать, я уже сомневался в их «партийном происхождении».

— Ну что, гнида, — комсорг ткнул меня кулаком в живот. — Рассказывай, кто ты и откуда.

Я закряхтел. Удар чувствительный, но не смертельный. Чтобы я сейчас ни сказал, все равно не поверят. Значит, надо предложить им сделку. Обменять мою жизнь, например, на…

На что обменять, придумать я не успел. В комнатку вошел батюшка. Самый настоящий. Ряса до пола, крест на груди. Густая, тронутая сединой борода аккуратно расчёсана.

— Кого это вы притащили? — он подошел поближе, а голос мне его показался до боли знакомым.

Я впился в него глазами. Отблеск керосинки осветил его лицо. Мать честная, да это же…

Глава 8

Вот так встреча! Передо мной стоял балалаечник Степан. Я аж глаза протер. Ну, точно он. Тот же прищур, борода, только ухоженная и чистая. Но он теперь не сутулится, языком не шамкает, да и зубы на месте. Что за наваждение?

— А, старый знакомый? — улыбнулся батюшка, распознав во мне связного от Доминики. — Какими судьбами?

— Да, так… Гулял, понимаешь, воздухом дышал, а тут эти, — я кивнул на комсорга с подручными.

— Ты его знаешь, Степан? — вмешался комсорг.

— Не троньте его. Свой он…

— Да какой он, к черту, свой? Ты посмотри! Форма потаскана, сапоги немецкие стерты. Сразу видно, что с начала войны фрицам прислуживает. Щас я из него выбью правду! — парень скинул кожанку и засучил рукава.

— Цыц, Мишаня! А ну развяжи молодца.

— Ты чего, Степан? Допросить его надо. Сам увидишь, как зябликом запоет, все нам поведает. Как евреев сдавал, как…

— Цыц! — гаркнул батюшка совсем не по стариковски. — Режь путы, сказал. Не трожь его. Со мной он.

— Не надо путы резать, — вмешался я. — Это ремень мой брючный, вообще-то, штаны без него спадывают. Просто развяжите и все.

Мишаня фыркнул, раскатал рукава и направился ко мне. С недовольным видом снял петлю с моих запястий.

Где-то за стеной послышались быстро приближающиеся шаги. В помещение вбежал взъерошенный парень.

— Шухер! — выдохнул он. — Немцы Рабиновичей взяли!