Краткие повести

Начальник изолятора Ян-Луна и два его кореша[8] решили утолить половую потребность. В изолятор посадили корейца-отказчика[7]. Грозя ножом, они заставляли его ртом утолить их похоть. У Яна-Луны кореец откусил начисто.

* * *

Не было бумаги, а умирали часто. Тут любой лекпом[9] в тупик станет, ведь акты писать не на чем. Воспоем же славу тому, кто первым догадался писать акты на финстружке.[10]

Главное, чтоб сучков не было.

* * *

Забавный случай. Насмешил дядя Паша. Сосед взял у него трубку покурить. Покурил и умер. Ребята потащили покойника в санчасть, а дядя Паша суетится, все трубку хочет забрать.

— У него моя трубка, отдайте трубку. Дайте я найду. Трубку мою отдайте.

Ребята дядю Пашу отталкивают, а он все к покойнику лезет.

Весь барак смеялся. Вот чудак.

* * *

Родилась в Литве. Когда посадили родителей, то она в классе опрокинула бюст вождя. Так она стала политической. Изящная девчонка и пела хорошо. У нас сформировали агитбригаду и девушку привезли к нам. А тут Чума и Шкода проигрались в карты. Чтоб не зарезали, им нужно было срочно уезжать. Вот они и придумали: пришли в агитбригаду, затащили девушку в сушилку. Сопротивлялась, а у них нож был. Ее, истекающую кровью, изнасиловал Шкода, а Чума насиловал мертвую. Их увезли в центральный изолятор.

* * *

Начальник запретил выдавать новые бушлаты работающим на лесосплаве. Уж очень часто тонули.

* * *

Если конвой собьет с тебя шапку и отшвырнет ее в сторону, не вздумай идти за ней! Будешь убит «при попытке к бегству».

* * *

Когда река начинает замерзать, очень тяжело лезть в воду, скалывать лед и выкатывать бревна на берег. Видя, как нам трудно лезть в воду, конвой всегда помогал, загоняя прикладами. Сами мы б не могли.

Однажды наш начальник уехал, а на его место прислали другого. Пришли на работу, а конвой не решается при новом начальнике загонять нас прикладами в воду. Мы ж ни с места. Начальник стал убеждать нас, упрашивать. Потом он что-то сообразил и спрашивает, не хотим ли чего? Мы посоветовались между собой и нерешительно сказали, что хотим хлеб с сыром. Начальник дал конвоиру денег и велел принести из вохровского ларька[11] сыр с хлебом. Принесли, разделили меж нами, и мы все съели... Съели, а в воду лезть не можем.

Начальник стал стыдить: — Да как вам не стыдно, ведь мы договорились, нечестно так, сыр-то съели и хлеб. Мы молчали, а он все стыдил. Потом он что-то закричал, выхватил пистолет и стал стрелять в воздух... Конвой бросился к нам, и мы оказались в воде...

Мы скалывали лед, выкатывали бревна...

На берегу сидел начальник. В руке начальника висел пистолет. Начальник плакал.

* * *

Хуан писал жене письмо. Пишет, что стал политическим, что получил десять лет, чтоб не ждала его, а выходила замуж. Жена ответила, что не имеет права он ей так писать, что любит, что будет ждать.

Я спросил с досадой: «Ты зачем жену обидел?» Он ответил: «Я должен был вот так написать, а она должна была так вот ответить».

* * *

В камере, что напротив, сидела женщина. Кричала очень. Наверное, с ума сходила. Детей все вспоминала. Звала. Тяжело было слышать, особенно вечером. Уж охранники старались, рот ей закрывали, а все равно тяжело было слышать.

* * *

Гнали этап с бухты Ванино. Людей шатало (а ветра не было). Когда пустили в зону, то, спотыкаясь, падая, заковыляли к помойке (что около кухни). Серой массой шевелилась помойная куча. Глотали все, что глоталось. Комендант гнал от помойки, бил палкой, ногами, а они — взрослые люди — ползали, скулили, плакали и ели...

Тут-то и пришла на помощь смекалка — кухонные отбросы стали вывозить за зону.

* * *

Мы любили старика Власова. Шутя звали его Декабристом. Он еще при царе сидел в тюрьмах, на каторге был. А после революции была дискуссия о профсоюзах, и он занял не ту позицию. За это его никогда не выпускали из тюрем, лагерей.

Всю свою жизнь жена ездила за ним.

* * *

Барак был переполнен, и нашему этапу пришлось разместиться на полу. К Лехе охрана пускала бабу. Он жил с ней на глазах всего барака. Чтоб ночью не ходить к параше, они мочились в котелок прямо на нарах. Когда котелок наполнялся, они содержимое выплескивали на пол. На нас, то есть.

* * *

Очень высокий и очень худой, в рваной папахе и в рваной бурке, Иогансон выделялся среди зэковской массы. Зная, что в прошлом он был командиром, каждый охранник и каждый зэк считал своим долгом (то есть, лестным для себя) толкнуть, ударить его. Он очень тяжело переносил голод. После работы, вечером, он приходил ко мне и мы молчали. Ему страшно тяжело давался голод.

Иногда говорил о Боге. Соблазн веры был для него велик. Как-то он рассказал мне, что командовал кавалерийским корпусом. Потом война началась. Попал в окружение. Вырвался. Сформировал партизанский отряд. Действовал в Бессарабии. Однажды сон приснился: стоит он у края дороги. Бойцы мимо идут, лошадей ведут под уздцы, на него не смотрят, глаза в землю потупили. Прошли, и тут три старушки подходят. Вдруг пламя их охватило, а в пламени крест...