Краткие повести

Короче, Гевюрц нашел меня в бараке. Волнуясь, на ломаном русском языке он сказал, что в бригаде его жидом обзывают, что вчера бригадир лопатой ударил, а когда он пожаловался оперуполномоченному, то все отшатнулись от него. Пожалуйста, скажите, как быть? Что дальше делать? Я сказал: «Не ломайте себе голову, Гевюрц, и если кто-либо вас опять ударит или оскорбит, то ради Бога никому не жалуйтесь. Бейте, Гевюрц. Кулаком бейте, бейте камнем, лопатой. Бейте всем, что под руку попадет, но бейте обязательно».

Через пару дней исцарапанный и счастливый Гевюрц нашел меня в бараке.

Если на Страшном Суде Господь укажет мне на мои прегрешения, я тогда расскажу ему о Гевюрце.

ЗАСЕРЯ

С тех пор, как перевели нас на разгрузку угля, у меня совсем работа перестала клеиться. Средняя выработка моя равнялась 23-27 процентам. Пайку давали самую тощую, но дело было в зоне, и голодать мне ребята не давали. Так продолжалось несколько месяцев, и все было бы хорошо, но тут начальник КВЧ (его звали Васей Сопливым) объявил нам о приближении дня рождения Сталина Иосифа Виссарионовича. Он сказал, что все, кто чувствует себя перевоспитавшимся, должны к этой знаменательной дате сделать подарок вождю. Если есть у кого деньги на лицевом счету, можно сделать денежный подарок, а у кого их нет, тот может доказать свою любовь высокой производительностью труда. Как на зло ни денег, ни высокой производительности у меня не было. А еще Вася Сопливый сказал, что если кто оставит вождя без подарка, тот тем самым подтвердит свою озлобленность и наличие камня за пазухой против первого в мире социалистического государства. Во время своего выступления Вася то и дело поглядывал на меня, поэтому я счел свои долгом сказать, что если это он меня считает неперевоспитавшимся и неразоружившимся, то он глубоко заблуждается, что вот как раз к этой дате я взвесил все свои внутренние и внешние резервы и теперь обязуюсь дать 170 процентов. А слова я на ветер не бросаю. Вася Сопливый похвалил меня, каждый из нас написал торжественное обязательство, и окрыленные, мы двинулись на работу.

Прошло немало лет, а мне до сих пор стыдно перед Сопливым Васей. Дело в том, что вечером при подведении итогов выяснилось, что я опять дал свои 23 процента. Вася Сопливый очень обиделся, и меня прямо с работы в наручниках отправили в изолятор. Семь суток отсидел я там. Изголодался так, что уж и кушать не хотел.

Был у нас вор. Он у начальника лагеря прямо на столе нагадил. Его за это прозвали Засерей. К нам, политическим, он испытывал нежную привязанность. Когда меня выпустили из изолятора, Засеря первый ждал меня у ворот с куском хлеба. С трудом проглотил я хлеб и сказал Засере, что очень хочу какой-нибудь зелени. А у нас прямо у вахты, в запретной зоне охранники посадили несколько грядок лука и огурцов. Засеря повел меня туда. Перелезли мы через проволоку и стали рвать зелень прямо на глазах у ошалевшего вертухая[12]. Потом вертухай очнулся, закричал, снял трубку и хотел звонить на центральную вахту. Беды б нам не избежать, но тут Засерю осенила блестящая мысль. Он прошипел вертухаю: «Звони, гад, звони, мы тоже молчать не будем, мы слышали, как ты ругал колхозы, и еще расскажем, как ты у нас заводку сапоги купил и ни водки, ни сапог не отдаешь. Звони же, гад, посмей только, пес».

Но пес не стал звонить, пес повесил трубку, и мы, грызя огурцы, удалились с достоинством.

ВАГНЕР

Был у нас профессор по холодной обработке металла. Кажется, Вагнер фамилия. Говорят, раньше по его учебникам студенты учились. Старый он был да здоровьем слаб, вот и поставили его следить за порядком в уборной. Работа нетрудная, тем более, что уборных-то и не было. Просто по обе стороны вдоль проволочного за граждения (что отделяло мужскую зону от женской) были вырыты канавы. Все как есть было на виду, но нашей канавой ведал Вагнер, а женской старая цыганка, простите, фамилию ее я забыл начисто.

Как-то к нам нагрянуло начальство. Осмотрели они запретную зону, карцер, вахту, ворота, лозунги прочитали и остались довольны. Начальника нашего похвалили. А ему так лестно стало, что не выдержал и похвалился, что де у него при уборной профессор работает, а чтоб высокое начальство не усумнилось, послал за профессором дневального. Пришел старик, и начальник спрашивает у него: «Ты, батя, правда, профессор?» Батя ударил себя в грудь кулаком и сказал: «Гражданин начальник, блядь буду, что я профессор». Начальство просто со смеху подыхало. Молодец, батя!

ТИМКА

У Тимки были большие голубые глаза. Повели Тимку в изолятор, а я провожать его пошел. Был солнечный день. Посмотрел Тимка большими голубыми глазами в огромное синее небо и сказал:

— Мир-то какой большой, а жить негде. Хороший был парень Тимка.

* * *

Рядом с нами был лагерь военнопленных японцев. Тех из них, кто плохо поддавался идеологической обработке, сперва держали в изоляторе, а потом переводили в нашу зону. Интересно у них проводилась эта обработка.