Самое яркое, самое концентрированное проявление вражды случается, как несложно догадаться, между бывшими друзьями. И у меня на памяти есть такая история.
Жили-были два чиновника, оба прошли производственно-комсомольско-партийную школу жизни, адаптировались к новым реалиям и неплохо поднялись в краевой администрации: один руководил системой торговли (обозначим его как «Торг»), другой – продовольственными ресурсами (пусть будет «Прод»).
Дружны они были со студенческих лет, по жизни не раз выручали друг друга, общались семьями. Короче, «Торг» и «Прод» были вполне довольны общественным и материальным положением, а также тем, что, оказавшись на равнозначных постах, могли слаженно и взаимополезно, опираясь на полное доверие, укреплять свои позиции.
Но не так видел ситуацию их шеф, руководитель краевой администрации. Будучи человеком подозрительным, информированным о тонкостях взаимоотношений подчиненных и впитавший если не с молоком матери, то с коньяком прежних своих начальников систему сдержек и противовесов, он вовсе не испытывал эйфории оттого, что кто-то в его команде крепко дружит. Нехорошо, надо поправить.
Сделать это оказалось несложно, понадобилось лишь размыть грань, разделяющую торговую и продуктовую сферы. В самом деле, кто отвечает за продуктовый магазин, за продовольственный рынок? Ответственность можно четко регламентировать, а можно обозначить условно, пунктиром и даже вообще смешать. В последнем случае возникает полная возможность карать невиновного и награждать непричастного. Влепив строгача «Торгу» и превознеся «Прода», шеф вбил первый клин в их монолит.
Тут же были запущены легенды о том, что это «Прод» сдал «Торга», а тот, имея на вчерашнего товарища компромат, в отместку наслал на него контрольно-счетную палату (которая и вправду заявилась в ведомство «Прода», хотя и с тихой подачи сами понимаете кого).
И началось то, о чем мы, собственно, и говорим, – вражда. Оба, уверовав в предательство бывшего друга и подняв над головой незримый лозунг: «В жизни всегда есть место подлому», застрочили доносы, завели подковерные интриги, проплатили заказные материалы в СМИ, подключили силовые ведомства, наделенные правом возбуждать уголовные дела. Они вошли в такой раж, что даже напугали стравившего их главу администрации: тесто полезло из-под крышки. Вызвав бойцов на рандеву, он строго приказал им прекратить распрю. Оба сделали удивленные глаза.
Умудренный шеф подзабыл, что единожды начавшись, вражда, в отличие от борьбы, не кончается никогда. Вообще никогда. Люди могут менять должности, места работы, города и страны, могут не встречаться годами, а вражда между ними останется. В этом смысле они попугайчики-неразлучники.
Шутить изволите, гражданин начальник
Понятно, что власть – дело нешуточное, но ведь и шуточки – атрибуты власти. Не ясно? Тогда разберем одну историю. На заседании городского правительства обсуждается финансирование строительной отрасли. Мэр напряжен и нервен, постоянно перебивает докладчика и сжимает тиски: «Мы должны понимать, какую сумму господа строители намерены вытянуть из городского бюджета. Как по-вашему, вы просите много или мало?».
И запутанный, загнанный в угол докладчик, уже простившийся мысленно с должностью и потому «сняв ногу с тормоза», отвечает:
– Что значит – много или мало? Как посмотреть. Три волоса в супе – это много. А вот на голове…
Язык прикушен на полуслове, ужас в глазах. Как говорится, «это больше, чем преступление, это – ошибка». Потому что и сам мэр, и сидящие рядом два его заместителя блестят гладкими лысинами.
В зале повисает тишина. Председательствующий молчит и наверняка понимает, что нужен подобающий ответ. И все это понимают. И он понимает, что все понимают и ждут.
– Три волоса, говорите, – медленно начинает мэр. – А покажите мне, где вы видите эти три волоса, на чьей голове.
Он скашивает глаз на замов, которые мучительно обдумывают, как себя вести, и держит паузу. Чем больше актер, тем больше у него пауза, – это мы помним.
– Так вот что я вам скажу, – наконец возвышает голос оратор. – У нас нет даже трех волосин, мы абсолютно лысые! И знаете, почему? Потому что все, что только можно, у нас отобрали вы, строители!
Стены правительственного зала сотрясаются от хохота.
Свидетельствую, что это в самом деле было остроумно и смешно. Но, отсмеявшись, я подумал вот о чем: а мог бы такую шуточку запустить один из двух лысых замов в присутствии лысого же начальника? И как это было бы воспринято? Минимум – как бестактность. Максимум – как дерзость.
Сильные мира сего не терпят ироничного отношения к себе. Хотя сами зачастую обладают чувством юмора, а это качество вроде бы предполагает способность принять шутку в свой адрес. Но нет. Большой начальник может сам прилюдно посмеяться над своей лысиной, и тогда подчиненный обязан подхихикнуть. Однако, боже упаси последнего в ответ сострить, что лысому быстрее причесываться, зато дольше умываться. Ледяной взгляд и скорая опала будут ответом.