Краткий курс научного карьеризма

И не надо оглядываться на Европу, где этическое кредо «выглядеть не богаче других» довело до того, что даже парижане ходят черт знает в чем. В нашем королевстве скромность не в чести, если вы еще не заметили. А надлежащий хронометр на руке – это ваше послание тем, кто понимает суть. Кто видит под стеклом циферблата не время, а значок избранного клуба победителей.

Ну, а если ты принят в этот клуб, риски не особо страшны. От того, что противные папарацци покажут миру твои часы, отпущенное тебе время во власти не сократится. Всегда ведь можно сказать: это подарок. Тем более что так оно и есть, – ну кто, скажите, будет тратиться на дорогую вещь, которую и так подарят?

Все логично, но я почему-то вспоминаю, как два десятилетия назад стоял в протокольной шеренге коллег-журналистов, которым поочередно пожимал руку высокий приветливый мужчина. Когда дошло дело до меня, я увидел на его запястье черные пластиковые часы, смотревшиеся от силы долларов на сто. Мои часы были немного дороже, и это было приятно. За такого человека я бы проголосовал.

Но за него уже проголосовали другие. Это был Билл Клинтон. Он мог позволить себе недорогие часы.

…И служащих наших ведут в кабинет

«Я мысленно вхожу в ваш кабинет». Пусть поэтическая строка Максимилиана Волошина станет эпиграфом к этому рассказу, главным героем которой назначается Господин Кабинет. Поэту в этом священном месте являлись «Бодлера лик, нормандский ус Флобера, скептичный Франс, святой сатир Верлен», мы же вообразим здесь иных персонажей – более прозаических, что ли. Хотя как посмотреть.

Расскажу историю слегка мистическую – об отношениях человека и кабинета. Старинный товарищ получил достойное назначение и переехал на новое место. Человек он во всех отношениях современный (гаджеты последних моделей, три языка, брендовая одежда неформального кроя), с красивыми, подчас парадоксальными идеями и очевидной перспективой карьерного роста.

Спустя полгода я зашел на него поглядеть и обомлел. Он сидел в казенном помещении, дизайн которого создавался в эпоху раскулачивания и массовой коллективизации. Стены обшиты деревянными панелями, пол покрыт истертым дубовым паркетом, вдавленное сиденье массивного хозяйского стула демонстрирует знакомство со многими задами предшественников.

– Поздравляю, – сказал я, придя в себя. – Ну ладно, ты не хочешь развешивать свои фотографии в обнимку с министрами, депутатами и церковными иерархами, хотя они могли бы подчеркнуть масштаб твоих связей. Не украшаешь стену, как делают многие, собственным живописным портретом, который сообщал бы о твоих амбициях и эгоцентризме. Тебе противны элегантный письменный стол и катающееся кресло с регулировкой сиденья и спинки. Признайся, ты закосил под пещерного бюрократа?

Он засмеялся и произнес монолог, который я перескажу по памяти, но близко к оригиналу.

– Когда я впервые сюда вошел, – начал мой товарищ, – почувствовал рвотный позыв. Захотелось вышвырнуть это старье и устроить все под себя. Но было не до того, пришлось с ходу впрягаться. А когда спустя пару недель начальник финхозуправления спросил, каким сделаем интерьер, я поймал себя на том, что кабинет меня совсем не раздражает. Более того: он заставил себя уважать.

Кондовость стала казаться владельцу кабинета спартанской аскетичностью, присущей недюжинным натурам. Отсутствие застекленных этажерок, куда сваливают бестолковые подарки, и растений в кадках выражало деловую целесообразность и сосредоточенность на главном направлении. Портрет вождя над головой столоначальника подтверждал его государственные полномочия и намекал на причастность к тайному ордену.

Многоуважаемый Кабинет Кабинетыч почти физически внушал хозяину ощущение власти, доставшейся от пращуров, однако в минуты бронзовения давал понять, что все начальники сменяемы, и зачастую помимо собственной воли. Скольких шустрых ребят повидали эти стены, и где они теперь?

Не счесть случаев, когда кабинет становился бастионом, дающим отпор тем, кто явился требовать или качать права. А когда измотанный интригами противников хозяин приходил сюда зализывать раны, кабинет возвращал ему философское спокойствие: дескать, и это пройдет.

– Не поверишь, иногда ловлю себя на том, что у нас завязался какой-то кабинетный роман, – закончил рассказ мой товарищ. – Я просто чувствую, что нравлюсь ему – в смысле, кабинету. Как будем расставаться, не представляю.

Но расставаться пришлось – подоспело крупное повышение. На «отвальном» фуршете, устроенном в том же намоленном кабинете, мой товарищ был молчалив и печален. Все решили, что ему тяжело прощаться с коллективом.

Но мы-то знаем правду.

Учитесь властвовать собою