Краткий курс по русской истории

Приемы изследования определились свойством разбираемых памятников. По кругу явлений древнерусской жизни, к изображению которых обращался агиобиограф, большая часть житий стоит одиноко среди древнерусских исторических источников. Редко является возможность поверить известие жития показанием другаго источника. Качество историческаго материала, представляемаго житием, зависело главным образом от обстоятельств, при которых писалось последнее, и от литературных целей, которыя ставил себе его автор. Эти обстоятельства и цели, время появления житий, личность биографа, его отношение к святому, источники, которыми располагал он, частные выводы, вызвавшие его труд, и литературные приемы, которыми он руководился, – вот главные вопросы, которые задавал себе изследователь при разборе каждаго жития.

Автор не мог достигнуть полноты в обзоре своего материала: некоторые памятники, входящие в круг его изследования, остались неразсмотренными. Это зависело от состава рукописных библиотек, которыми он мог воспользоваться. Читатель найдет в примечаниях ссылки на рукописи библиотек Синодальной, Соловецкой, гр. Румянцева, Ундольскаго, Троицкой Сергиевой лавры, Московской Духовной академии, отдела библиотеки Иосифова Волоколамскаго монастыря в Московской епархиальной библиотеке и на некоторыя рукописи из Погодинскаго отдела Императорской Публичной библиотеки. Из частных собраний автор имел возможность пользоваться богатой рукописной библиотекой гр. А.С. Уварова и некоторыми рукописями Н.С. Тихонравова и Е.В. Барсова, за что приносит искреннюю благодарность владельцам.

Глава I

Древнейшия предания о Ростовских святых в позднейшей литературной обработке

Обращаясь к древнейшим житиям северо-восточной Руси с мыслью о литературном характере и историческом содержании древнейших житий южнорусских, изследователь наперед задает себе тот же вопрос, котораго не избежит он и в изучении других сторон начальной истории северо-востока: этот вопрос состоит в сравнении однородных явлений там и здесь, в том, делал ли северо-восток в известном отношении шаг вперед пред югом или нисходил с южнорусскаго уровня. В ответ на такой вопрос о житиях не раньше как с XIII в. начинаем встречать в некоторых местностях северо-восточной Руси немногие одиночные памятники, слабые отголоски письменности смоленской – в житии Авраамия, новгородской – в житии Варлаама, владимирской – в житии Александра Невскаго и т. д. Но памятники позднейшей письменности дают заметить, что более ранние вожди русско-христианской жизни на северо-востоке сошли со сцены не безследно: местная память сохранила о них устное предание, которое вместе с этой жизнью растет и осложняется, облекаясь наконец в литературную форму жития. Это предание – почти все, что осталось для историка о деятельности этих вождей, и в сбережении его главное значение житий, на нем основанных. Раньше других центров северо-восточной Руси и с более обильным запасом преданий выступает старый Ростов, дед Залесской земли, с пестрой группой житий, в которых он записал старинныя устныя сказания о своих древнейших просветителях и подвижниках. Эта группа совмещает в себе несколько житий в одной или нескольких редакциях, разнообразных по времени происхождения и по литературной форме: ряд их начинается в конце XII в. и позднейшими частями своими теряется в конце XV, представляя вместе с кратким, безыскусственным сказанием и пространное житие, облеченное во всеоружие позднейшей реторики. Однако ж некоторыя особенности этой группы житий с их редакциями заставляют разсмотреть ее отдельно от других одновременных с нею явлений литературы и разбор ея поставить во главе историко-критическаго очерка северо-восточных житий, забывая хронологическое и литературное разнообразие ея частей. Все эти жития – отдельныя звенья цельнаго местнаго круга сказаний, одного из древнейших по своим источникам легендарных циклов северо-восточной Руси; редакция этих житий – отражение последовательнаго развития этого цикла, и потому позднейшия из них имеют слишком тесную историко-литературную связь с первоначальными, чтобы историческая критика могла без затруднения отделять первыя от последних, их первообразов и источников. С другой стороны, эти редакции дошли до нас в таком виде, что если по ясным литературным признакам можно различить в них древнейшия от позднейших, то оне, кроме одной из 14, не дают ясных указаний, по которым можно было бы с некоторой точностью найти для каждой из них хронологическое место в ряду других явлений изследуемаго отдела древнерусской литературы. Таким образом, при научной невозможности в разборе этих житий с их редакциями строго выдержать хронологический порядок, в каком являлись самые памятники, остается расположить их по времени жизни лиц, в них описываемых.