Кредиторы гильотины

– Почему ты смеешься? Пожалуйста, не смейся, так как ничто в мире не может так рассердить меня, как мысль, что надо мной смеются.

– Я смеюсь не над тобой.

Несколько минут продолжалось молчание, во время которого Нисетта вертела головой по сторонам и улыбалась всем, кто обращал на нее внимание. Она надеялась, что Поль сделает какое-нибудь замечание, но он, казалось, не замечал этого.

– Послушай, – снова заговорила Нисетта, утомившись строить глазки, – меня оскорбляет, что ты удивился, когда увидел меня хорошо одетой.

– Что за глупости ты говоришь?

– Совсем не глупости. Я говорю правду. Разве я хуже какой-нибудь известной кокотки? Я не всегда была такой, как теперь, и, может быть, имею важные причины оставаться в моем теперешнем положении.

Как охотничья собака, которая настораживает уши при выстреле, Поль стал внимательнее. Он даже решил запомнить услышанную фразу, чтобы объяснить ее в тот же самый вечер, если ему удастся достигнуть той цели, к которой он стремился. Но, тем не менее, он сказал:

– Поздравляю, Нисетта, ты прямо сошла с ума. Я просто выразил свое удивление, заметив, что ты еще больше похорошела. Я просил тебя прийти на это свидание для того, чтобы забыть сцену у Баландье, но вдруг ты же вспоминаешь о ней и жалуешься. Но ведь жаловаться имею право один я. Ты, которую я знал веселой и смеющейся, стала злой и надутой.

Это замечание было совершенно верным, и Нисетте нечего было возразить. Она только нежно прижалась к Полю, и, наклонившись к нему, тихо проговорила:

– Ах, дорогой Поль, я так счастлива, что с тобой наедине. Но я невольно вспоминаю о Луизе. Эта мысль заставляет меня страдать, потому что я очень тебя люблю и ревную.

– Ты сегодня расстроила удовольствие от пребывания наедине.

– Да, это правда. Прости меня, не будем больше говорить об этом. Ты меня любишь, не правда ли? – проговорила она, быстро повернувшись к нему лицом.

Последний ответил довольно естественным тоном:

– Я обожаю тебя.

Хотя Нисетта была не глупа, она, тем не менее, удовольствовалась этой фразой и отблагодарила своего спутника нежным пожатием руки, сопровождая его не менее нежным взглядом. К этому времени они дошли до Петерса.

Панафье там знали. Он сделал знак лакею, и тот проводил их в отдельную комнату второго этажа. В последнее время парижские рестораны настолько выросли качественно и количественно, что мы должны несколько слов сказать о нравах ночных и дневных ресторанов Парижа. Когда-то наши отцы восхищались такими кафе, как «Ротонда», «Пале-Рояль», «Кафе-Фуа», но в наше время даже самые плохие рестораны превосходят их. В настоящее время, не говоря уже о достоинствах кухни, сама роскошь обстановки подобных заведений приводит в восторг. Петерс сделал из своих гостиных чудеса роскоши и искусства. Американский комфорт соединяется в них с французским вкусом. Провинциал, попавший в Париж, имеет полное право, сказать: «Ах, в этом Париже ни в чем себе не отказывают!» Поль рассчитывал на впечатление, которое эта роскошь должна была произвести на Нисетту, и специально приказал лакею отвести их в одну известную ему отдельную комнату, отделанную особенно роскошно.

Но когда лакей, зажигая газовую лампу, попросил. Нисетту и Поля войти, последний был сильно озадачен, услышав как его спутница, снимая шляпу, говорит:

– А, это золоченый кабинет!

– Что ты сказала?

– Да я его отлично знаю. Я здесь не в первый раз. Боже мой! Сколько раз мне здесь случалось веселиться!

Поль недоумевал все больше и больше. Вот уже четыре года длилась его любовная связь с Нисеттой, и он считал своим долгом скрывать это, исходя из того, что знал об этой женщине. Он всегда считал ее женщиной, которая вследствие несчастья была поставлена в положение гораздо более низкое, чем то, на которое она имела право по своему уму и образованию. Но он никогда и представить не мог, что жена Левассера, его привратника, может в один прекрасный день одеться по последней моде; знать в одно и то же время и Жобера, и таинственного Пуляра… А главное, чтобы маленькая, полненькая женщина, которая по утрам сама отправлялась за молоком в вязаном платке на голове, чтобы эта жена почтенного Левассера была завсегдатаем Бребана, Петерса и заведений, подобных Баландье!.. Тем не менее, не желая быть принятым за дурака, Панафье скрыл свое изумление, совершенно непринужденно взял шляпу и пальто из рук своей спутницы и отдал их лакею, в то время как Нисетта поправляла перед зеркалом свою прическу.

– Ну, – сказал он, – так как ты знаешь это заведение, то заказывай, пожалуйста, то, что тебе хочется.

– О, мне это не трудно, – отозвалась она. – Я всегда заказываю то, что люблю.

– Да что ты говоришь!

– Да, конечно. Глупенький, – прощебетала Нисетта, подбегая к нему и целуя. – Я хочу заказать устрицы.

– Пожалуйста, не стесняйся.

– В таком случае, прежде всего, подайте устриц.

– Сколько прикажете? – спросил лакей.

– Как можно больше!

– Ну, конечно, – смеясь, подтвердил Поль. – Пожалуйста, не стесняйся – я сегодня богат.