Кредиторы гильотины

Четверть часа спустя вошел Панафье. Он подошел к Нисетте, которая встала, когда он вошел, и боязливо протянула ему руку, указав на место рядом с собой.

Панафье пришел улыбающийся и веселый, казалось, совершенно забыв сцену на кладбище.

– Ты ждала меня? – сказал он, с самым непринужденным видом садясь рядом с Нисеттой.

Последняя была немного удивлена.

– Да, Поль, я здесь уже четверть часа.

– Я писал тебе, что буду в восемь часов. Сейчас ровно восемь.

Его любезность очень обрадовала Нисетту.

– Дело в том, что мое сердце идет быстрее часов.

Панафье ничего не отвечал, занятый своим супом.

– Жаль, что мы обедаем в общей комнате, – продолжала Нисетта. – Мне нужно многое сказать.

– Да, милая Нисетта, я тоже хотел бы поговорить с тобой, если бы ты была откровенна.

– Разве я не откровенна?

– Ты – нет.

– Что же ты хочешь узнать? Откуда я могу знать, что она делает?

Глаза Панафье засверкали, он вздрогнул, но сдержался и сказал:

– Кто тебе говорит о ней? Я ею больше не интересуюсь. С этим покончено. Она счастлива, богата, пусть живет, как хочет. Я теперь свободен и хочу таким и остаться. Я пришел сюда не потому, что ты ее подруга. Ты понимаешь это. Я пришел сюда потому, что в твоем письме была фраза: «Моя единственная вина в том, что я тебя слишком любила». Только это и заставило меня прийти сюда.

Нисетта повернулась к Панафье, пристально глядя ему в глаза.

– Это правда? – спросила она.

– Конечно, правда, но ты все же что-то от меня скрываешь.

– Помнишь, как однажды, а лучше сказать – однажды ночью, ты уже спрашивал меня. Я тебе ответила откровенно.

– Но мне все кажется, что ты говоришь не все.

– Почему же?

– Потому, что ты могла бы занять более высокую ступень в обществе, но какая-то тайна заставляет тебя оставаться внизу.

Нисетта пристально взглянула на него, явно смущенная, стараясь понять, что он хочет сказать.

– Я хочу сказать, что для меня непонятно, как такая женщина, как ты, может оставаться в таком положении.

– В каком положении?

– Я знал тебя при Левассере. Ты была…

– Говори, пожалуйста, прямо – я была привратницей.

– Я не нахожу, что это было интересным.

– Ты не всегда думал так, так как заметил меня именно там.

– Это правда, – со смехом согласился Панафье. – Тем не менее, это не мешало тебе иметь странный вкус.

– Но ведь я же говорила тебе, что это было сделано мною из благодарности к человеку, который помог мне в трудную минуту.

– Когда случилось несчастье с Левассером, я увидел тебя в странных обстоятельствах.

– В каких это?

– А кем ты была для Луизы?

– Но ведь я уже объясняла тебе. Мне неудобно говорить здесь за столом, где все могут слышать.

– Да никто не обращает на нас внимания.

– Я любила тебя и не скрываю этого. Я даже думала, что, избавившись от Левассера, я получу твою привязанность. Но увидела, что вместо этого мне ты даешь одни обещания, а Луизе делаешь прелестные подарки. Ревность охватила меня, и я сказала себе, мол, если докажу ему, что она обманывает, он не простит ей этого. Тогда я решила открыть тебе глаза, рассчитывая, что ты прогонишь ее, и я смогу надеяться на твою любовь.

– Но ты не довольствовалась тем, что открыла мне глаза. Ты сама приготовила то, что хотела мне показать.

– Как это?

– Послушай, Нисетта, говори правду.

– Я только правду и говорю тебе. Ведь я сообщила тебе мою цель.

– Этой целью было добиться моей любви?

– Да, это настоящая причина всех моих – хороших и плохих – поступков.

– В таком случае ты очень лицемерна: дружишь с Луизой, а сама думаешь лишь о том, как погубить ее.

– Ты убежден в том, что это я ее погубила?

Панафье нахмурил брови, но постарался скрыть свою реакцию и весело продолжал:

– Ну, хорошо, ты лучшая из подруг. Не думаешь ли ты, что в наших дальнейших отношениях меня будут стеснять воспоминания о прошлом?

– О каком прошлом? – сказала Нисетта, краснея и кусая губы.

Панафье с самым равнодушным видом начал считать по пальцам:

– Во-первых, твой муж, затем аббат, затем Левассер…

– Господи, Боже мой! Какая у тебя хорошая память. Если бы я начала считать в свою очередь, то, может быть, насчитала бы и больше.

– Да и я мог бы насчитать больше.

– Что?

– Ну, конечно, моя милая, – я пропустил Жобера. Ты не станешь отрицать, что этих господ может набраться целый полк.

– Что?! – с гневом вскричала Нисетта.

– Ну, целая компания, если хочешь.

– Ты очень злой и не заслуживаешь моей любви.

– Моя милая, я говорю все это тебе не для того, чтобы поссориться с тобой. Но лучше, когда люди сразу узнают друг друга. По крайней мере, впоследствии не в чем упрекнуть себя.

– Да, это правда.

– Теперь, так как ты женщина умная, то должна понять, что нужно сделать еще одну вещь.

– Какую?

– Заставить меня ни о чем не жалеть.

– Я тебя не понимаю.

– Странно, ты сегодня какая-то непонятливая.

– Объясни, пожалуйста.

– Ты только что мне говорила, что я очень любил Луизу, и прибавила, что я не прощу ей того, что простил бы другой.

– Ну и что же?

– А то, что я еще не верю в виновность Луизы. Я убежден, что она не изменилась с тех пор, как оставила меня.