Крейсера

Берега Квантуна исчезали вдали. Японские крейсера «Ниссин» и «Кассуга», пересчитав русские корабли, скрылись из виду. Было 11.30, когда из пасмурного отдаления тяжело и зловеще проступили очертания главных сил броневого кильватера самого Того, флаг его реял над «Миказой», за ним двигались «Асахи», «Фудзи», «Сикисима» и прочие. Громадная свора миноносцев блуждала по флангам, будто присматриваясь, в кого вонзить свои зубы… Поворотом «все вдруг» Того сразу вышел на пересечку, чтобы забрать голову нашей колонны в клещи, а потом раздавить ее вместе с флагманским «Цесаревичем».

— Четыре румба влево, — не растерялся Витгефт, найдя самое верное решение, отчего противники стали расходиться на контргалсах, и Того не сразу понял, что его маневр сорван. «Ниссин» открыл огонь, на что Витгефт реагировал без промедления: — Броненосцам отвечать из главного калибра…

Того, используя преимущество в скорости, обошел нашу эскадру с конца, он менял свои курсы, снова и снова примериваясь к охватам головы, но каждый раз оказывался в дураках, а башенный огонь враждующих сторон отражал нарастание боя во время неизбежных сближений. Того постыдно «промахнулся» в неумелом маневрировании, его эскадра оказалась далеко позади русской, на «Цесаревиче» даже пошучивали:

— Того, наверное, сегодня не выспался.

— Да, что‑то не видать прежнего задора.

— О! Попадание в «Читозе»… вон‑вон, видите?

«Читозе», жестоко раненный, уже отползал в сторону, за ним отбегали японские крейсера. Еще доклад:

— Вижу, на «Сикисиме»… корму рвануло!

Совершив непонятный поворот на восемь румбов, эскадра Того строем фронта удалялась в море, на горизонте виднелись только трубы, мостики и мачты… Там пластами блуждал дым.

— Ничего не понимаю… зачем? — недоумевал Витгефт.

— А я, кажется, догадываюсь, — ответил Иванов. — Того боится, что мы, как в прошлый раз, отвернем обратно к Артуру, вот и заманивает нас подальше от крепости…

Время 14.30. Дистанция между противниками настолько возросла, что бой сам по себе прекратился. Русская эскадра держалась курса в сторону Корейского пролива, где за Цусимой открывались дороги во Владивосток. Никто из кораблей Того не рисковал подходить ближе 70 кабельтовых, и только в хвосте нашей колонны броненосец «Полтава» отбивался от японских крейсеров. Желтое море спокойно стелилось под килями российских броненосцев. Им хватило брони, чтобы выдержать удары фугасов, им хватило и пушек, чтобы громить врага, и не хватало лишь двух‑трех узлов скорости обеспечить себе полноту победного триумфа…

— Не пора ли командам обедать? — спросил Иванов.

— Как угодно, — отвечал Витгефт. — Мне сейчас не до еды, но, если люди не потеряли аппетита, я не возражаю…

В три часа дня адмирал запросил командиров кораблей о повреждениях. Ответы поступали утешительные — ничего страшного не произошло, все в порядке. Того допустил такие грубейшие просчеты в тактике, он так неумело руководил боем, что на русской эскадре окрепла уверенность в своих силах, и Того уже не казался таким страшным, каким его англичане малюют. Матросы с ночи были на ногах, теперь иные ложились прямо на броню палуб, возле пушек, говоря:

— Задам храпака, пока там адмиралы волынят…

В 16.30 снова началось сближение противников, две эскадры развили бушующие шквалы огня, в котором страдали одинаково и японцы и русские… «Миказа» уже горел, но забивал пламя, одна из башен японского флагмана не проворачивалась. Свирепый ливень осколков осыпал и наши палубы, русские комендоры — скрывая раны! — не оставляли орудий, стреляя, стреляя, стреляя… Витгефт не покидал площадки адмиральского мостика, открытый всем словно напоказ. Флаг‑офицеры тянули его за полы тужурки, даже за штанины брюк:

— Вильгельм Карлыч, опасно… вниз, в рубку!

— Оставьте меня. Сегодня я должен быть молодцом. Отсюда мне удобнее видеть, и здесь меня видит вся эскадра. В конце концов, человеку безразлично, где умирать!

Кажется, адмирал решил сегодня искупить все прежние слабости, нарочно бравируя показной храбростью, чтобы ни у кого не возникло сомнений в его смелости. «Цесаревич» (с Витгефтом) и «Пересвет» (с Ухтомским) — эти два флагмана, старший и младший, — были снова поставлены Того под ураганный огонь, чтобы выбить

командование русской эскадрой. В половине шестого вечера японский снаряд сбил фок‑мачту на «Цесаревиче», и адмирал Витгефт исчез навсегда в кратком мгновении ослепительной вспышки… На решетки мостика шмякнулась его нога с остатком штанины, украшенной лампасом.

Это было все, что осталось от человека!

Ослепленный взрывом, поднялся каперанг Иванов:

— Где Матусевич?.. Ненюков?.. Драгичев?..

Весь штаб эскадры — вповалку. Мертвые переплетались с живыми, и мичман Эллис приник лицом к лицу лейтенанта Азарьева — так, будто они дарили один другому последнее смертное целование. Николай Михайлович Иванов пришел в себя:

— Эскадра не должна знать о гибели флагмана… Флаг адмирала Витгефта не спускать! Эскадру поведу я… сам поведу! Его шатало. Из носа и ушей фонтанировала кровь.

— На румбе… какой курс? — спрашивал он.