Крейсерова соната

Из ворот дворца, по аллее, ведущей в центр города, выступила красочная процессия. Впереди, на шести боевых слонах, в облачении индийских воинов, ехали олигархи. Время от времени березовыми прутиками щекотали благородных животных за ухом, и те, подымая хоботы, ревели голосом Иосифа Кобзона мелодии бывшего СССР. За ними, в роскошных носилках, под узорным балдахином, восседал Плинтус, в пышной восточной чалме, шелковых шароварах, скрестив по-турецки ноги в чувяках с загнутыми мысами. Великолепный малиновый бант прикрывал его зоб. Он держал в руках старинный телескоп из обсерватории Улугбека, наблюдая обратную сторону Луны. Носилки несли на плечах мускулистые негры из Республики Чад, проходящие обучение в Академии гуманитарных наук, где Плинтус читал курс аэробики. За ними, нарядной толпой, на одноколесных велосипедах, тонко сверкая спицами, катили клоуны, по совместительству - члены "Серафимовского клуба", с завязанными морским узлом носами. Им сопутствовали певицы и плясуньи трех приглашенных на праздник ансамблей. Обнаженные и прекрасные, демонстрировали красоту и грацию своих ослепительных тел, не стесняясь прелестей, которые у каждой из красавиц имели свою неповторимую тайну. Следом тяжкой поступью шагали легионеры, утомленные галльским походом, суровые, в шрамах, неся на плечах зазубренные копья. Вид идущих впереди обнаженных дев возбуждал отвыкших от женщин воинов, и они стыдливо прикрывали пах боевыми щитами. В смокингах, в безупречно белых манишках, шли послы, отдавая дань почитания дипломатическому искусству Плинтуса. Геральдисты несли символы олигархической веры - алюминиевого орла, никелированную змею, усыпанного сапфирами паука, электронную цифру, пульсирующую в воздухе как шаровая молния, ковш расплавленной стали, из которого вылетали яркие золотые брызги, и огромный нефтяной факел, столь высокий, что от его пламени начинали гореть ветки сосен. Шествие замыкал сводный оркестр Общества глухих, который исполнял мелодии мюзиклов "Чикаго", "Норд-ост" и "Собор Парижской Богоматери". Вся процессия, прикрываемая с воздуха вертолетами "Апач", продвигалась к центру священного города, где сияло золотое солнце Унитаза.

Был ясный осенний день, когда воздух Подмосковья полон тончайших нежно-желтых переливов, серебряных паутинок и лучистых легковесных семян, которые несутся в голубизне, словно хрупкие звезды. Плинтус величаво принимал полагавшиеся верховному жрецу почести. Его сняли с носилок, медленно, под курлыканье пролетавших журавлей, стали подымать по ступеням. Ловкие слуги совлекали с него шаровары, подштанники. Стянули шитый серебром халат, бронежилет, дамскую комбинацию. Бережно расстегнули бандаж, развязали малиновый бант, давая зобу свободно разлиться по широкой груди, как разливается клюквенный кисель по клеенке. Его не торопились сажать на унитаз, ибо он еще был слишком узок в бедрах и мог провалиться в золотую бездну, откуда еще никто не возвращался. Олигархи окружили подножье, опустились по-рыцарски на одно колено, приложили ладонь к сердцу, склонили в смирении головы.

Роткопф, признанный лидер и знаток заклинаний, начал читать священный текст на забытом праязыке:

- Мирандо эско элитаниум пурго ест. Эспрайто малиниум унитарум арагвис ластус…

При первых же звуках молитвы Плинтус стал расширяться, разбухать.

- Арата эпундра экусамта фивальду акту, - самозабвенно, закрыв глаза, возглашал Роткопф, и Плинтус утолщался в бедрах, расширялся в животе, становился соизмеримым с овальным седалищем. - Эката пеката щуката мэ, абуль фабуль дай мане, эк пек пуля пук, наур!..

Разбуженная прана наполнила Плинтуса упругой молодой силой. Он стал огромным как статуя Бамиана, которую пытались разрушить талибы. Множество могучих рук воздело его и усадило на золотой престол, с которым он слился и тут же принял позу роденовского "Мыслителя". Да так и замер, подсвеченный золотом.

Олигархи, припавшие на одно колено, вытянули руки. Служитель, бледный, худой, сделал на ладонях надрез, подставлял под бегущую кровь священную пиалу, и в ней смешивались кровяные тельца всех шести олигархов, образуя общую для всех кровь, которая была одновременно и кровью мира.

Служитель с голым черепом долил в пиалу на треть коньяка, добавил водки "Русский стандарт", побрызгал ликером, кинул сухую ножку летучей мыши и шепотом прочитал над напитком текст "Закона о противодействии политическому экстремизму". Волшебный коктейль вскипел, полыхнул прозрачным розовым пламенем. В пустыне Гоби поднялся смерч, принял очертания темного, из вихрей и бурь, великана. Понесся на запад вдоль всей "дуги нестабильности", сметая селенья, порождая наводнения, сея рознь и войну среди народов.

Чашу с напитком вознесли на постамент, протянули Плинтусу. Тот выпил, наполнившись непомерной силой, охватывая умом и памятью все бывшие на земле времена и царства, где он, советник, разведчик и звездочет, присутствовал у тронов царей, фараонов, халифов и императоров.