Кремль 2222. Киев

Любое движение на этих просторах намекает на близость угрозы – начиная от беспощадных орд кочевников и заканчивая радиоактивными пыльными бурями. Все это стремится навсегда припечатать тебя к земле, смешать с сухой безжизненной почвой. И прав Зигфрид: лучше бы сидеть внизу, в тесном и душном вагоне. Да только тошно стало от подземелий и стен. Взгляд, отравленный красотой крымских просторов, снова жаждал увидеть далекий и ровный горизонт.

Вагон качнуло, затрясло. Скрипнув, чуть повернулась в сторону орудийная башня. Книжник невольно вцепился в край люка, чтобы не слететь с крыши. Видать, переехали поврежденный рельс. «Дракон» в состоянии преодолевать такие преграды. На пути из Севастополя их было немало.

Вспомнив мрачно-багровое море, Книжник нахмурился. Страшная пучина не отпускала его, приходя ночными кошмарами и грозя задушить во сне. То ли он настолько впечатлителен, то ли море действительно пробралось в его разум, засеяв его ядовитыми спорами. Путешествие по его кровавым водам еще долго будет отзываться в памяти семинариста зловещими воспоминаниями. Ржавая скорлупка батискафа, скрежещущая под волнами, как орех в руках гиганта, давящее чувство беспричинного страха, излучаемое мертвой бездной, – все это способно свести с ума. Но – странное дело – при всем при этом он не хотел забыть образ удивительного прибрежного города. Севастополь навсегда останется в его сердце[1].

Но пора возвращаться. Далеко на севере ждут родные стены. Родина, сжавшаяся в почти незаметную точку на бескрайнем обожженном войнами теле планеты. Точку, обозначенную при этом на всех географических картах, что не успели истлеть за минувшие двести лет дикости.

Кремль.

Древняя крепость, оставшаяся где-то, в туманной дали. Там, за привычными с детства стенами, мир казался совсем другим. Можно перечитать горы книг, выслушать бесчисленные рассказы наставников – этого все равно недостаточно, чтобы представить себе мир таким, какой он есть, за этими мощными стенами. Еще с семинарии Книжник знал о том, что Земля – шар, но почувствовал это только сейчас, когда все знакомые ему места скрылись за изгибом горизонта. Он чувствовал себя дикарем, которому показали диковинную безделушку. Правда размером с планету. Почему-то это обстоятельство ничуть не удивляло ни Зигфрида, ни Тридцать Третьего, с олимпийским спокойствием управлявшего ядерным сердцем паровоза.

– Ну, чего нового?

Книжник вздрогнул. Рядом бесшумно возникла ладная фигура Зигфрида. Воин умел подкрадываться незаметно, и привыкнуть к этому было трудно.

– Да все так же, – отозвался семинарист. – Степь и степь. Ничего нового. Глядишь, так и доедем без приключений до самого Купола.

Он тут же прикусил язык. Плохая примета – заранее отмахиваться от неприятностей. Путь-то впереди неблизкий. Это не говоря даже о том, что и Купол над Москвой – сам по себе серьезная преграда. Но когда все спокойно, может показаться, что все это далеко и неправда. Ведь сейчас дует приятный теплый ветерок, да греет солнце – все это прогоняет дурные мысли.

Да только Зигфрид цепко поймал его на слове, усмехнулся:

– До Купола, говоришь? Мы и до Перекопа едва доехали, и то проскочили чудом. Спасибо Тридцать Третьему – дал чертям жару. Снарядов, считай, меньше половины осталось.

– Что – снаряды, – пробормотал Книжник, вспомнив минувшую жаркую ночь. Сжал покрепче арбалет. – Они же пути разобрали! Хорошо, что для «Дракона» это не помеха…

– Вот-вот, считай, легко отделались, – продолжал вест. – А что дальше будет?

– Смотри, не накликай! – буркнул Книжник

– А ты не расслабляйся! – веско отозвался воин. Поглядел вдаль, прищурился. – Это еще что такое?

– Чего там? – Книжник пытался проследить взгляд друга, но ничего не увидел – солнце слепило. Да и не так остер у него взгляд, как у воина народа вестов. – Не могу разглядеть…

– Да вон же, на путях, между холмами. Не видишь, что ли?

Теперь и Книжник разглядел по ходу поезда крохотную черную фигурку. Та замерла прямо на рельсах. Мут какой-нибудь? Уже столько безмозглых тварей намотал «Дракон» на тяжелые железные колеса, что и вспоминать не стоило, но сейчас легкое беспокойство кольнуло сердце.

Никакой это не мут. Фигура была человеческая. Что, конечно, не являлось гарантией того, что это не мог быть мутант. Однако все же есть разница между мутом диким и мутом разумным. И разница эта не в пользу разумных – те всегда опаснее.

Паровоз издал резкий свист: механик в своей бронированной кабине заметил препятствие. А еще через несколько секунд раздался протяжный гудок и бронепоезд начал снижать скорость.

– Чего это он тормозить решил? – нахмурился Зигфрид, легко подымаясь на ноги. – Пойду Три-Три скажу, чтобы прибавил ходу!

– Ты что? – всполошился Книжник, подрываясь следом. Тревожно поглядел на приближающуюся фигуру. – Это же человек!

– То-то и подозрительно, что человек, – не оборачиваясь, сказал Зигфрид. Он быстро двигался по направлению к паровозу. – Откуда здесь взяться человеку?