– Увидите. Я найду для вас достойный подарок, – ласково говорит мужчина и треплет дочек по русым головкам. Те бросаются к нему на шею и крепко обнимают.
– Я люблю тебя, папа, – шепчет Алина.
– И я, – вторит ей Света.
На следующий день Егор уходит в город за подарком, чтобы никогда не вернуться…
Путник не обманывает себя ложными надеждами на чудесное спасение. Он знает – с такими ранами не выживают, даже несмотря на небольшую аптечку, что по крохам собирала для него любимая жена. И дело отнюдь не в невозможности обработать рану. У зимнего мака, пыльцу которого вдохнул человек, есть и другое, побочное действие: при ранении кровь перестает сворачиваться. Двух-трех часов с лихвой хватит на то, чтобы умереть от незначительной раны. Раньше Егор слышал множество историй, в которых самые сильные и выносливые воины Кремля погибали от пустяковых ран, рискнув принять пыльцу растения. Но путник никогда не думал, что подобное может произойти с ним.
Громкий крик обреченного человека разносится над привокзальной площадью. И как ответ, где-то вдалеке раздается вой мутанта. Потом еще один. И еще. Будто весь город, весь мир плачут вместе с Егором…
Не желая сдаваться, мужчина старается подняться, встать на ноги и сделать хоть пару шагов, но падает на холодный пол. Скребя скрюченными от холода пальцами бетон, Егор пытается ползти, однако крови вытекло так много, а сил осталось так мало. Мужчина рыдает. Его трясет от кровопотери и осознания собственного бессилия. Он скрипит зубами не от боли, которая почти утихла, а от отчаяния. Ноги коченеют и становятся ватными. Алая пелена застилает взор.
Откуда ни возьмись, рядом с человеком появляется крысособака. Егор замирает, стараясь даже не дышать. Скользнув по мужчине холодным, безразличным взглядом, мутант рычит… и пропадает. Егор моргает, понимая, что крысособака – это всего лишь галлюцинация, выходки умирающего мозга. Но видение пробудило воспоминания о том, ради чего Егор пошел в город.
Чудо…
Цепляясь за складки комбинезона, Егор в спешке пытается расстегнуть карман. Судорожно сжимает пальцами заветную находку и извлекает её наружу.
Небольшой стеклянный шарик на пластмассовой подставке. Раньше, еще до Последней Войны, таких, наверное, было много, а сейчас это большая редкость. Егор, осторожно, боясь уронить, встряхивает это самое чудо. Там, за помутневшим от времени стеклом, над красными стенами маленького Кремля, кружится снег.
Такой же белый.
Такой же красивый.
И такой же холодный…
Почти закостеневшими пальцами у человека получается нащупать надпись, что выгравирована на подставке сувенира. Покрытые копотью и сколотые по краям буквы все еще хорошо различимы в неверном свете полной Луны: «Кремль. 2022 год». О господи! Как же давно это было! Целых двести лет назад. В то время, когда не нужно было бояться всех и вся. Не нужно было рассчитывать свой рацион, чтобы худо-бедно протянуть зиму. Не нужно было вооружаться, чтобы выйти в город за подарком для жены и дочерей…
«Все было по-другому. Не так, как здесь», – думает Егор – и тут же забывает. Мысль тонет в пучине переживаний, чувств и эмоций, что, подобно гигантской волне цунами, затопили душу человека.
Он не замечает, что давно перестал плакать. Слез просто не стало. Только на грязных щеках остались высохшие дорожки от слез. Все мысли Егора заняты одним – семьей. Людочкой, Светой и Алиной.
Как жаль, что они его не дождутся.
Как жаль, что сейчас, в это нелегкое время, им придется особенно тяжело.
Как жаль, что они не увидят этого чуда.
Не в силах пошевелиться, мужчина закрывает глаза, уткнувшись щекой в холодный бетон.
А снег продолжает падать, медленно покрывая белым ковром черную, сгоревшую землю, руины разрушенных зданий, неподвижное тело человека и маленький стеклянный шарик, зажатый в окоченевшей руке.
Святослав Максимов
Ворм-сантерия
Головы мертвецов безучастно взирали на происходящее в хунфоре. Им было абсолютно все равно, что именно творится сейчас там – внизу, на полу хижины. Головы стояли на специальной полке, аккуратным рядочком.
Человек. Нео. Шам. Дамп. Нечто, похожее на волчью морду, – Собакоголовый. Осм…
Ряд был длинный, и перечислять можно сколь угодно долго. Все головы были тщательно обработаны, защищены от гниения. Все разного возраста. Некоторые были отрезаны несколько сезонов назад и почти превратились в черепа, обтянутые кожей. А вот, например, голова дампа была совсем свеженькой – месяц от силы.
Уши у всех отрезаны, вон целая связка болтается на дверном косяке. Глаза вырваны из глазниц, заботливо собраны в баночку и заспиртованы. А на их место хозяин хунфора воткнул… пальцы, причем, судя по всему, отрезанные от тех же тел.
Хунфор – хижина, в которой проводятся все ритуалы и обряды, – довольно велика, там хватает места всему. Головам, кишкам, развешанным по стенам на манер гирлянд, с вплетенными в них костями. Куче банок, с заспиртованными там конечностями и органами. Целой связке кистей рук. В углу есть сундучок, где сложена целая груда засушенных мужских половых органов.