– Мара… Ты помнишь Мару? – Лан невольно перешел на полушепот. Дыхание перехватило, а сердце словно сжали в кулаке. Действительно, сколько лет было Сияне, когда ее старшую сестру изгнали? Может, не отложилось в детской памяти это событие. Или уже забылось, как растворяются в забвении самые страшные сны.
Сияна протяжно вздохнула.
– Мара – мут, – едва слышно проронила она и опустила взгляд.
Помнит. Что ж, для начала – сойдет.
– Мара шла за тобой. Она очень хотела забрать тебя отсюда. Она скучала по тебе…
– Забрать… к мутам? – девочка побледнела, а ее глазенки округлились от ужаса.
– Да нет же! – наигранно усмехнулся Лан. – Мара тосковала, жалела, что оставила тебя здесь, ведь ты – единственный родной человек для нее. Она хотела отвести тебя в Кремль. Ты слышала про Кремль? Это самая большая крепость в Москве…
– Я слышала, что в Москве доят крысособак, – тихо проговорила Сияна. – И что правит там князь-великан с головой тура. Я не хочу туда… – на ее глазах выступили слезы.
– Сияна! Это все – небылицы! – бодро уверил ее Лан. По крайней мере – попытался. – Про князя – уж точно. Кремль – это оплот людей в Москве. Его окружают каменные стены – такие крепкие и высокие, что даже био ни один раз ломали об них зубы. Кремль охраняет могучая дружина – это самые лучшие воины из оставшихся в нашем мире. Мара хотела забрать тебя туда, но она… – Лан почувствовал, что он может продолжать. Несколько секунд он с присвистом дышал, еще больше пугая подростка своим безумным видом. – Я могу забрать тебя в Кремль, – наконец, выдавил он. – Так хотела Мара, Сияна. Так хотела твоя сестра, а я поклялся, что помогу… Ты только скажи, что готова уйти со мной!
– Пожалуйста! – взмолилась вдруг Сияна. – Дяденька! Не нужно меня забирать! Пожалуйста-пожалуйста! Я – нормальная девочка, я – не мут! Не забирайте меня!
– Сияна! – Лан был изумлен и шокирован такой реакцией. Похоже, Сияна совсем не понимала, что происходит. – Я желаю тебе только добра! В Кремле ты будешь в большей безопасности, чем здесь!
– Я не хочу в Москву! – Сияна горько плакала. – Не забирайте меня, дяденька! Скоро рожь убирать! Сено скирдовать! Турочки поутру проснутся и давай – му-му-му, их доить надобно, а Сияны нету! Я буду хорошо работать! Я буду за двоих работать, только не забирайте меня отсюда! – она повернулась к взирающим на эту сцену с крыльца Глебке и старухе. Девочка больше не могла сдерживаться и разрыдалась в голос. – Одинцово – это семья моя! Бабка Зоя! Старейшина Емельян! Дядюшка Глеб! Лука и Филиппок! Ладушка и Прасковья! Как я без них? Я же в Москве никого-никого не знаю! Не хочу! Не забирайте из Одинцово! Дедом и Бабой заклинаю – не губите, дяденька!
– Тьфу ты! – тоже психанул Лан. – Ради тебя Мара жизнь отдала! А ты!.. – он совсем растерялся, и от этого пришел в еще большую ярость. Честное слово – лучше на Арене биться, чем вести переговоры, наподобие вот этих. К тому же, сказалась усталость после чудовищно долгого дня, и раны еще горели огнем, будто их натерли мелкой солью. – Я сам прошел километры через руины и леса! Ради тебя и Мары! Включи мозг, барышня! Ты должна уйти, пока есть шанс! Завтра его может и не быть! Мара так хотела, понимаешь меня, «турочка му-му-му»? Мара! Так! Хотела!
Старуха сделал быстрый жест. Сияна с готовностью отвернулась от Лана, взбежала по ступеням. Вжав голову в плечи, она нырнула в дверной проем. Старуха одарила Сияну звонким подзатыльником – просто на всякий случай, а затем вошла в дом и затворила двери.
Глебка спустился к Лану. У него был подчеркнуто сочувственный вид.
– Дети!.. – глубокомысленно изрек приказчик и виновато развел руками.
– Веди туда, где можно отдохнуть, – сквозь зубы проговорил Лан.
Они повернулись к общинному дому спинами и потопали, хрустя щебнем, в темноту. Пузатый охранник занял место в затишке у крыльца, обнял копье и снова задремал.
Примерно в это же время в метрах пятидесяти от общинного дома начало происходить нечто тревожное. По другую сторону от частокола царила темнота, подзвученная лишь шепотом листвы дендромутантов. Ров на этом участке защитного периметра был едва намечен; ни башен охраны, ни забрала с всматривающимися в ночь часовыми. Только шестиметровые бревна заостренными и обожженными для твердости концами вверх.
Из темноты вылетела веревка с крюком-кошкой. Сам крюк был обмотан бечевой из фенакодусового волоса, поэтому «кошка» без малейшего стука зацепилась за верх частокола. По веревке устремились ловкие и поджарые фигуры, одетые в облегающие черные одежды и сапоги из мягкой шкуры. На спине у каждого висели ножны с коротким прямым мечом, лук и колчан на два десятка стрел. Налетчиков было немного – дюжина, но действовали они уверенно и без тени опаски – как у себя дома. В считаные секунды отряд оказался внутри охраняемого периметра.