Кремль

Никольскими воротами они вышли на шумное торговище. По широкой, пыльной и нестерпимо вонючей Красной площади тянулись длинные ряды серых ларьков. И чего-чего тут только не было!.. И Божие благословение многоцветное, и рыба сушеная, и пряники всякие, и сукна домашние, и сукна привозные, и ленты, и лапти, и оружие, и одежда, и сапоги, и притирания для женского полу, и венчики из моха крашеного для угодников, и дорогая харатья, и дешевая бумага, и ладанки, и железный товар, – чего хочешь, того просишь!.. Иногда на торг в Москву навозили столько товаров, что продавцы вынуждены были продавать его за гроши, так что те, которые продали свои товары первыми, еще по хорошей цене, часто скупали свои же товары за гроши и с большой прибылью вывозили их из государства Московского…

Гвалт на площади стоял, как на пожаре. Все было круто присолено материной лаею. Женщины и девицы в такой лае не отставали. Отцы духовные увещевали не лаяться, но тут же начинали крыть и сами – часто даже в самой церкви. Купцы клялись, хлопали по рукам и снова кричали, убеждая покупателей на сделку. «Не обманешь – не продашь» – было общим правилом. Православные поражали иноземцев и дерзостью запроса, который в карман не лезет, и неимоверным плутовством. Любимым средством для надувания было «заговорить», оглушить покупателя криком и божбою, отуманить его, а когда он обессилевал, сдавался, купец, чудесно оттопырив палец, начинал бойко щелкать на счетах, стараясь и тут объегорить его… Счеты были введены при Дмитрии Донском именитым гостем Строгановым, который родом был татарин и заимствовал счеты от татар. От татар же взят был и аршин. По-татарски слово это значит прут, годовая поросль [17]

. Разнообразие ходившей по рукам монеты поражает. Самая крупная была гривна. Упоминался уже рубль, четвертая часть гривны, но рублевой монеты еще не было. Были московские и тверские монетки, у которых на одной стороне надпись была сделана по-русски, а на другой по-татарски. В изобилии ходило «пуло», медная мелочь Великого Новгорода. Были английские нобели, были монеты немецкие, арабские, веденецкие… Попадались старинные римские и греческие монеты с головой какого-нибудь императора – их народ звал «Ивановыми головками». Были какие-то таинственные деньги с непонятными изображениями и надписями, вроде: «Шелих якочин ксош спмхок конхи…»

Записи торговый народ по безграмотности вел редко. Вместо записок в приеме денег выдавались бирки. Это была палочка в перст толщиной и с одной стороны затесанная. На ней, по затесанному, делались резы прямые, косые и накрест, которые обозначали единицы, десятки и сотни. Когда цифра была таким образом на палочке вырезана, то она раскалывалась пополам и одна половинка оставалась у приемщика, а другая – у отдатчика. При расчетах счет считался верен, если резы при сложении палочки сходились. Пергамент для записей был дорог, а бумага непрочна. Бирками же пользовались и метальщики, то есть сборщики налогов. И все эти бирки и монеты туго заполняли зепь, карман в исподнем платье, ибо в верхнем платье карманов не было совсем: жулье московское славилось…

Князья вышли на обочину торга и остановились: духота и давка смутили обоих. В одном месте свалка затерлась: били жулика. В другом травили для потехи собак. Там, горланя, дрались перепившиеся работники со стен кремлевских. Там кривлялся, потешая толпу, какой-то глумотворец. Стража вывела для прошения милостыни военнопленных, истощенных, замученных, кожа да кости. Держали их в деревянных загонах и в цепях. От стужи они укрывались в землянках, вырытых ногтями, и часто голодали так, что поедали дохлых собак, кошек и лошадей. Большое число пленных считалось доказательством могущества государя. Пьяных было многонько, несмотря даже на то, что татары, приняв ислам в 1389 году, запретили на Руси продажу спиртных напитков. Напивались больше самодельщиной всякой, но начало уже понемногу входить в моду и «горячее вино», то есть водка.

– И кто это только вино это придумал? – сказал князь Семен, издали глядя на мордобой.

– Мне Аристотель сказывал, будто придумали его аравитяне какие-то, – морщась на толпу, отвечал князь Василий. – И долгие годы будто соблюдали изготовление его в тайности. Но потом дознались до дела и другие. Генуэзцы бойко торговали живой водой этой, а от них, из Крыма, пошло оно лет сотню назад и на Русь…

– Нет, пойдем лутче домой… – сказал князь Семен. – Индо голова кругом идет от крика этого… Да и духота какая!..

В самом деле, москвитяне выбрасывали под стены Кремля всякую нечистоту. Тут же все и до ветру ходили. И кошки, и собаки дохлые валялись… Но к этому все привыкли: побранятся, побранятся на «духоту» да и ладно.

А стены твердыни московской кирпичик за кирпичиком росли…

XII. У князя Семена