Кремль

Тебя не вернешь. Я зря просил. Ты не хочешь, чтобы мы были вместе.

При прощании ты сказала: «Не огорчайся. Мы встретимся. Ты будешь рассказывать мне смешные истории. А я буду смеяться, и нам станет очень хорошо».

Тогда я представил, как это будет. Не важно, что говорить. Лучше рассказывать всякие глупости и детские анекдоты. Они ни к чему не обязывают. Хотя я уверен: мы не сможем удержаться и все равно будем обмениваться многозначительными намеками. Как любовники, которые обнимают друг друга. Хотя бы мысленно.

Возможно, ты именно этого боишься и хочешь, чтобы я обещал тебе, что никакого искушения не будет — просто невинная встреча старых друзей.

А может, я все придумал. Ты уже забыла меня. Любовь — это такая химия, которую невозможно предугадать, объяснить и излечить. Она очень независимая и свободолюбивая особа. Приходит и покидает нас, когда ей захочется.

Многие считают любовь несчастьем. Но чаще мечтают о ней, как о несбыточном откровении, ради которого только и стоит жить.

Правы и те и другие. Мне от этого не легче.

Игорь.

В этот вечер Ратов напился, чего с ним уже давно не случалось.

Утром он машинально заглянул в почту и прочитал:

Я люблю тебя. Но это ничего не меняет.

Марина.

«Лучше бы не ответила. Хотя бы оставалась надежда», — подумал Игорь.

Глава 2

Сезон охоты

Разве я отказываюсь?.. Я только спрашиваю: когда?

Кабана подстрелили в самый последний момент.

Накануне, в пятницу, впервые за несколько дней выглянуло солнце. В субботний день тусклый солнечный круг стал размытым и робким. Заметно приморозило.

Чистый сухой воздух будто разрывал легкие. От избытка кислорода кружилась голова. Хотелось просто погулять по лесу, а приходилось тихо сидеть на вышке. Через щели в бревенчатых стенах свободно гулял студеный ветерок, и Ратов чувствовал, как леденеют ноги, потом спина и руки.

«Сколько можно ждать? Нашли развлечение!» — недовольно поежился Игорь, вглядываясь слезящимися от мороза глазами в закрепленный за ним сектор поляны, куда мог выйти матерый кабанище.

Кабан, однако, появился из зарослей на участке Бровина, которому, как всегда, везло. Послышался хруст ломающихся под припорошенным снегом веток и кустов, потом раздались выстрелы и ликующие крики. Неловко переставляя одеревеневшие ноги, Ратов сполз задом по лестнице и поплелся к месту сбора.

Пили в этот вечер много, закусывая сырой печенью с крупной солью и мясом, жаренным на костре. Потом полностью разделали тушу и раздали каждому охотнику по увесистому шматку. Ближе к концу пиршества, когда шум за столом, накрытым в охотничьем домике, стал стихать, Бровин представил Игоря молодому еще мужчине, высокому и худощавому, с пунцовым от мороза и выпитой водки лицом.

— Не обморозились, Олег Петрович? — заботливо поинтересовался Бровин.

— Так, слегка лицо обветрило. В общем-то не очень холодно. Градусов десять.

— Да это жестокий мороз! Мы привыкли к теплым зимам. Организму сложно перестроиться. Познакомьтесь, мой племянник Игорь Ратов.

— Мы, кажется, знакомы. Вы ведь в Минэкономики работали?

— Да, у меня тоже впечатление, что мы где-то встречались. Возможно, в министерстве или на научных конференциях, — предположил Игорь.

— Вероятно. Борис Павлович не говорил, что шеф заинтересовался вашей концепцией?

— Олег Петрович занимается в Кремле кадровой политикой, — встрял в разговор Бровин.

— Дядя мне ничего такого не говорил, — неумело приврал Игорь и, подавившись, закашлялся.

— Это хорошо его характеризует: умеет хранить секреты. Игорь, нужно подъехать в Кремль и очень подробно поговорить. — Олег Петрович крепко пожал руку Ратову.

Судя по рукопожатию, он был заинтересован в этой встрече.

В Москву кортеж машин с охотниками вернулся, когда стемнело. Хмель из головы выветрился, но тянуло в сон. Рядом на сиденье дремал Алексей Семенов по кличке Сирота.